У меня даже дыхание перехватило и слезы на глаза выступили. Я к зеркалу метнулась, одним боком повернусь, другим, руками всплескивая, собой любуясь — а затем быстро ленту, вокруг головы повязанную, сняла и косу заплела себе. И к Мерлину повернулась.
— Спасибо тебе, — сказала дрожащим голосом, и в пояс ему поклонилась. — Думала, не видать мне больше красоты моей! Я тебя отблагодарю!
— А как? — заинтересовался колдун, зачем-то ближе подходя.
— Да я тебе… — я слов не находила, — я тебе… таких оладий напеку, каких ты никогда не ел!
Он засмеялся невесело и по носу меня щелкнул.
— Ты лучше скажи, что в зелье окаменения было?
Я задумчиво губы с остатками зелья облизала, а колдун вздохнул и отошел на несколько шагов.
— Корень пырея, — начала я пальцы на руке загибать, — яичная скорлупа, панцирь черепаший толченый, маково зерно, масло кунжутное… и еще что-то, не признала я.
— Я тебе и не давал того, что не признала. Чешуя василиска — ее попробовав, можно и навсегда окаменеть, — проговорил Мерлин с удовольствием, а я поежилась и пообещала себе никогда и никуда в мастерских колдуна не лезть. — Но и того, что ты перечислила, довольно.
— Для чего довольно? — насторожилась я. А сама улыбаюсь — приятна мне похвала!
Он пальцами по столу постучал, косу свою рыжую потеребил.
— Слишком много я мазей и зелий создал, а записи все разрозненные, вон где лежат, — и он на стол в углу указал, на котором ворох листов бумажных свален был. У меня опять руки зачесались там порядок навести. — Есть на полках и отца моего зелья, и деда — записи либо утеряны, либо вообще их не было. Давно хочу я книгу учетную создать с рецептами, да некогда мне. А ты мне помочь можешь. Дам я тебе амулет защитный — никакое зелье на тебя не подействует. И будешь зелья пробовать, названия с горшков и кувшинов списывать и состав записывать. А я уже сам потом по памяти меры буду проставлять и недостающие ингредиенты. Поможешь мне, Марья?
— Конечно, — сказала я радостно. — Помогу, конечно!
С той поры стали мы мирно жить и бок о бок много времени проводить. Теперь с утра я и завтрак, и обед готовила, затем мы с Мерлином в столовой вместе ели, а затем в мастерские его поднимались. Сидела я там тише воды, ниже травы. Зелья пробовала, на листы кхитайские состав записывала, а как набиралась кипа толстая, так сшивала и книгу делала.
А Мерлин рядом свои снадобья и мази варил. В минуты такие у него взгляд опять становился отсутствующим, и не дай Бог отвлечь вопросом каким или словом! Я раз попыталась, так он в горшок что-то не то сыпанул, и под самый потолок пламя зеленое загудело! Колдун пламя заклинанием загасил и мне ничего не сказал, но я все поняла и язык прикусила.
Но часто бывало, что заканчивал он работу, ставил снадобье какое-нибудь доходить, и тогда сам начинал что-то рассказывать, ужасно интересное: про страны дальние, про юниверситетус свой, про задумки свои мудреные, в которых я половину не понимала, но слушала, смотря на глаза его горящие, усердно кивая и его уму ужасаясь. Либо на вопросы мои отвечал, не высокомерно, а по-доброму, чуть дразнясь иногда. Но я на него не обижалась.
Залетали иногда в окна вороны с письмами, частенько заглядывал внутрь конь облачный и ржанием угощение выпрашивал. Я тайком ему оладьи скармливала — уж очень умильно он клал башку на подоконник, губешки раскатывал и «т-п-р-р-р-р» ими делал.
Во второй половине дня я ковер свой ткала и садовнику помогала, осмотрительно к кольцу волшебных растений не приближаясь. Хотя с лозой мы подружились — я ей делала вкусный компост, а она со мной играла — щекотала, под ноги подкрадывалась.
Мерлин же либо из замка улетал, либо лечением занимался, либо гостей принимал волшебных. Кого я только не видела за это время! И чародеев в колпаках черных, и в тюрбанах персиянских, и в фесках, и волшебниц противных!
Ладно, волшебницы как одна были красавицами писаными, но все равно противными. Чем они там с колдуном занимались, о чем общались, не знаю, а подслушивать гордость не позволяла.
Хотя я бы подслушала, но во время приема гостей ставил Мерлин на лестнице двух стражников, которые никого не пускали. Даже на шажочек вон ту ступеньку протереть.
Так прошли пять седьмиц, и все ближе был тот день, когда зелье волшебное, на батюшкиной крови сваренное, готово должно было быть. Позвал Мерлин меня как-то в тайную комнату рядом с мастерской и показал: стоит на медленном огне котелок небольшой, варится, а в нем зелье светится цветом медовым, солнечным.
— Три дня варить осталось, — сказал мне колдун. — На четвертый съезжу к отцу твоему и попробую проклятье с него снять.
— Вот оно какое, зелье чудесное, — ахнула я. — Только бы удалось тебе все, Мерлин, совсем немного же осталось! Не может у тебя не выйти же!
— Вот и проверим, — хмыкнул он, а вижу, приятно ему. — Глядишь, и жениться не придется.
— Да уж не хотелось бы, — пробормотала я, переливы солнца в зелье рассматривая.
— Не хотелось бы? — проговорил он совсем рядом со мной. А голос странный! Я к нему обернулась — а колдун меня взглядом так и сверлит. Тут я подвох почуяла, а где — не пойму.
— Так сам же говорил, — сказала я, лоб морща, — что тебе за нелюбимую идти неохота. Да и мне за нелюбимого тоже не хочется. Нет, — заспешила я, видя, что он нахмурился, — я тебе хорошей женой буду, если обеты дам, но по любви же лучше?
— Лучше, — согласился он задумчиво. Еще раз меня оглядел хмуро и велел:
— Вот что, Марья, ты иди. Делом мне надо заняться.
— Да что я
