Но затрещал дворец, плеснуло в окно темницы огнем — и заревели людоеды, прося пощады. А я сижу, мужчину с боя жду — обещала ведь.
Уж все трещинами пошло, начал дворец таять, водой меня заливать ледяной, а я сижу упрямо и жду его.
И тут дворец рассыпаться начал — я глаза-то от страха прикрыла, но с места не двинулась — и подхватили меня руки крепкие, вихрем наружу вынесли. Очутились мы у ворот ледяных меж двух гор — перед нами дружина замороженная, а за спинами нашими ледяное царство грохочет и тает, огнем полыхает, тучи черные над нами рассеиваются.
Кащей свистнул, ногой топнул — и рассыпался лед, дружину сковавший. Другой раз он свистнул — поднялся из земли конь-огонь. Вскочил Кащей на коня и понесся домой, в царство Медное, а за ним воины его верные. И я у него на руках сижу, греюсь, крепко держусь — не выбросит.
Быстро мы силой Кащеевой назад доехали, за один день. Я всю дорогу на руках у Полоза проспала. Прискакали к терему, высыпал во двор народ — и поднялся тут вой великий, от него я и проснулась. Людей сбежалось тьма тьмущая. А Кащей спешился, Авдотью обнял, меня с коня снял, за руку взял. В терем повел, в опочивальню свою — я встала у порога, в пол гляжу, а он переодевается, ходит вокруг, усмехается.
— Что, — говорит, — и правда чернавкой пойдешь?
— Пойду, — отвечаю тихо.
— И служанкою?
— Да, — говорю, губу закусив.
— И девкой постельною?
— Коли воля твоя будет, подземный царь, — шепчу неслышно.
— Вот беда, — кручинится, — есть у меня и чернавки, и служанки, да и девок постельных сколько захочу.
— Не нужна, — кричу, — так и скажи, что измываешься?!
— А вот жены нет у меня, — говорит ласково, — пойдешь, Алена, мне женой любимой, верною? Будешь меня без принуждения целовать, ложе делить, деток рожать?
Тут я ногой топнула и вазою, рядом стоящей, в гада подземного запустила. А он засмеялся, на руки меня подхватил да сразу, пока не передумала, к алтарю понес.
Только увидала нас Авдотья Семеновна, отругала словами бранными, и велела сначала в баню идти, потом одежду чистую надевать, а сама она пока гостей соберет и пир приготовит.
— Посмотрите на себя, — сказала и черпаком махнула, — чумазые какие, грязные, конским потом пропахшие, это не царская свадьба получится, а свинячья!
Пришлось послушаться.
А пока меня в бане мыли-чистили, привел жених мой батюшку да сестрицу любимую на свадьбу, прощенья у тестя будущего попросил, вирой его умаслил. Вышла я из бани чисто солнышко ясное, улыбнулась мужу будущему — и растаял он, растерялся, под руку взял и повел жениться.
А потом и пир был на весь мир, и тосты заздравные, и гости радостные. И тьма в опочивальне мужниной, и слова его жаркие, и руки крепкие, и уста меда слаще. Ох и яростен у меня муж оказался — что в схватке боевой, что в супружеской. Только под утро я уснула, к груди его прижавшись — и слышала, как шепчет он ласково, волосы мои перебирая:
— Нет краше и желаннее тебя, белочка, царица моя, Аленушка.
А ровно через девять месяцев народились у нас двое сыновей — один черный да спокойный, а другой рыжий да крикливый. И стали они расти, пока не превратились в богатырей могучих.
Но это уже совсем другая история. Вот сейчас я сыновей в люльках качаю, песни им напеваю, да сказку вам рассказывать заканчиваю. Как там говорится? Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец!
Ирина Котова
Марья-Искусница и Хозяин костяного замка
В далекой стране Гран-Притании, в замке молодого короля Яр-Тура шел пир. Сначала устроил король охоту, и теперь веселились воины его, пока на вертелах запекались кабаны и олени. Пили рыцари вино крепкое, закусывая перепелками и зайцами, слушали певцов и рассказчиков. Всем весело было, только один из пирующих, с рыжей косой до лопаток, сидел хмуро и воду простую попивал, виноградом закусывая.
Но никто этому не удивлялся. А то удивишься или пошутишь — а потом пятачком свинячим обзаведешься или вовсе жабой на болоте прыгать будешь. Сэр Гавейн уж дошутился, третий месяц лягушкой квакает.
Только король Яр-Тур шутить с колдуном рыжим не боялся. Любил он его как младшего брата, да и тот ему спину всегда прикрыть готов был.
— Эй, друг мой Мерлин, — окликнул король весело. — Ты лицом своим кислым все вино нам сейчас сквасишь. Гляди, девок распугаешь, один ночевать будешь!
Захохотали рыцари, но осторожно: плохо посмеешься — сюзерена обидишь, громко — а болота-то тут рядом, на любой вкус.
— Да уж распугает! — осмелел кто-то.
— Они к нему так и липнут, — поддержал второй.
— В любой деревне рыжего ребятенка с глазами разными встретить можно!
Король тоже засмеялся во все горло, голову запрокинув.
— О чем думаешь? — продолжил он, в перепелку крепкими зубами вгрызаясь.
— О том, — ответил колдун невозмутимо, — отчего во время грозы доспехи маленькими молниями колются, а волосы дыбом встают. Хочу я волшебство это, в воздухе разлитое, приручить. Еще в трудах грека Фалеса Милетского описываются опыты с янтарем…
Лица присутствующих приобрели явственное баранье выражение, кое-кто даже креститься начал на романский манер, а кто-то помянул Вотана и Ллеу с просьбой защитить. Король звучно зевнул и с сочувствием посмотрел на соратника.
— Вижу я, друг мой, нелегко тебе. Я бы тоже кислее уксуса сидел. Ну, — он поднял кубок, — что делать, раз наказал тебя Господь умом, терпи, неси свою ношу. А то, если хочешь, могу и по голове двинуть, — и Яр-Тур сжал огромный кулак, — мигом нормальным станешь. Вон сэр Юстас булавой на турнире по голове получил, так хоть и речь забыл, а зато всем довольный ходит, улыбается.
— Спасибо, добрый король мой, — с усмешкой сказал Мерлин и еще виноградину в рот закинул, — я, пожалуй, пострадаю без помощи твоей.
Оглядел король
