Я увидел, что она развязал какие-то веревочки на ножнах. Эти веревочки мешали выхватить меч. Вот теперь я понял, почему сопляк не смог сразу обнажить свою железку.
Я глядя на дикого скандинава, усмехнулся криво. Снял карабин с предохранителя. Патрон был уже в патроннике. С расстояния в пять метров, удар картечи, стопроцентно, был для косматого фатальным. Потенциальный кандидат в трупы.
— Где твой меч, Ярослав?
— Вот он. — Указал на «Сайгу». Викинги зависли, непонимающе смотря на карабин.
— И как ты им биться будешь? — Спросил Гуннульв.
— Тебе какая разница. Ты своим оружием бьёшься, я своим. Всё честно! Так что давай прямо сейчас и начнёт, чего вату катать?
— Что катать?
— Языком трепать. Раньше начнём, раньше закончим. У меня дел ещё полно.
— Ярослав. — Сзади подошёл Боян. С ним ещё пять кметей. — Так не совсем честно будет. — Боян смотрел на мой карабин. Он не видел, как карабин работает. Но зато видел, как стреляют пушки. А так как был явно не дурак, то сложил два плюс два и понял, что моё оружие работает по тому же принципу, что и пушки. — Да по хрен, Боян. Тебе что их жаль?
— Нет. Но нас могут обвинить в нечестности и в колдовстве.
— То есть ты мне предлагаешь взять у тебя меч и идти с ним пляски устраивать с бубнами, вернее с мечами? Но тогда тоже будет нечестно. Я то не умею мечом махать.
— Я выставлю против Гуннульва своего бойца. Замену делать можно.
— Нет, Боян. Такая песня не прокатит. Я его оскорбил намерено, что бы грохнуть. И ты предлагаешь мне выставить, что за меня это решил другой человек? так не пойдёт.
— А что делать? Гуннульф очень хороший мечник. Он во всём хорош, не только с мечами.
— Тогда предложи ему бой на ножах. С этим делом я знаком хорошо. Ножевой бой, это самое то. По понятиям.
— Ты уверен?
— Да. По другому никак. Только если я завалю их из карабина.
— Хорошо. Там Мстислава пришла. Что ей сказать?
— Ничего. Это мужские игры. Пусть этот нурман разденется до пояса. И Боян, пошли кого-нибудь, Мстиславу сюда не пускать. Пусть остаётся на стене, при любом исходе боя. Понял? Не хватало, чтобы её эти захватили. И ещё, пошли кого-нибудь к Мезгирю, пусть выкатит сюда одну пушку, закреплённую на телеге. Там есть такая, уже заряженная. Пушку нужно установить чуть наискось от лодки нурман. Если они, попытаются напасть, пусть стреляет. — Воевода кивнул и отослал одного из кметей. Я посмотрел на башню. Увидел девушку, смотрящую на меня. Ободряюще улыбнулся.
— Гуннульф! — Обратился Боян к хёвдингу. — Боя на мечах не будет. Я предлагаю бой на ножах.
— А что так?
— А так. Либо ножевой бой, либо вы уходите.
Скандинав смотрел на меня внимательно. Я же только усмехнулся ему в лицо.
— Хорошо!
— Тогда, раздевайся до пояса.
Вскоре мы стояли с ним друг против друга. В его руке был нож. Серьёзный такой. Длинна лезвия больше двадцати сантиметров. Я вытащил свой нож из ножен. Викинги замерли. Видел как глаза всех, кто находился на пристани алчно загорелись. Неожиданно нарисовался Радогост — волхв Перуна.
— Это божий суд, Ярослав. Поэтому волшбы чёрной не должно быть.
— А где ты волхв увидел волшбу? Я что-то её не замечаю. А ты, Боян, замечаешь?
— Я прослежу.
— Флаг в руки и барабан на шею. — На пристань дружинники под руководством Мезгиря, да того самого, у которого жену ещё Крапивой звали, выкатили телегу с закрепленной на ней пушкой. Нурманы удивленного поглядели на это недоразумение. Стали посмеиваться. Я тоже усмехнулся. Только в другом русле. Мезгирь стоял и также лыбился, в руках его дымил металлический прут, загнутый на конце и обёрнутый чадящей паклей. Он то был в курсе, что может устроить каменный дроб с близкого расстояния.
Я посмотрел на Гуннульва:
— Ну что? Поехали? — Бросил ему, вставая в боевую стойку.
Несмотря на то, что нурман был косматым и от него воняло, тело у него было сильным, без единой жиринки, поджарым. Конкретный волчара. Как, впрочем, и вся его стая, которую он называет хирдом, то есть дружиной. Шли по кругу, друг против друга, внимательно отслеживая движения друг друга. Резкий рывок вперед, обманка и качнувшись в сторону, викинг, полоснул ножом. Лезвие прошло в миллиметрах от моей груди. Я успел чуть отклониться и принял клинок его ножа на клинок своего. Звякнуло. Гуннульв отскочил. На его губах улыбка. Поигрывая ножом, опять пошёл по кругу. По его напружинившемуся телу понял, сейчас будет новый рывок-атака. Гуннульв качнулся в право, я качнулся влево, ему на встречу, он явно рассчитывал на другое, но молниеносно с ориентировался. И всё же пропустил удар ногой в голень. Махнул ножом, но я уже отскочил. Его физиономию перекосило. Конечно. Голень очень болевое место. А у меня ботинки то, явно не мягкие, как у них обувка. Глядя на него усмехнулся. Что, горячий норвежский парень, больно? Да ладно, ты же крутой пацан! Забей! Но ему ничего не сказал, хотя он понял, что я имел ввиду. Он ни как не показал, что он готов захромать. Старался двигаться так же, только реже. Уже не так скакал. Боль терпит с достоинством. Достоин уважения. Своего противника, каким бы он не был, нужно уважать и опасаться. Иначе может попасть в плен фальшивых иллюзий и остаться лежать с дыркой черепе или с ножом в печени.
Он глянул на лезвие своего ножа. На нем была зарубка, след от моего.
— Хороший у тебя нож.
— Да, мне тоже нравиться.
— Это будет отличный трофей у меня.
— Может быть. Не хвались на рать идучи, а хвались с рати идучи.
Он оскалился. Давай, косматый, скалься. Теперь рывок сделал я. Зазвенели клинки ножей. Отскочили друг от друга одновременно. У меня на правой стороне груди был разрез. Кровь побежала вниз. Не обращал на это внимание. Смотрел на викинга. У него разрез был на правой руке. Глубокий. Он опустил её вниз. Кровь побежала, капая зловещей капелью с его пальцев на пристань. Нож он перекинул в левую руку.
— Что, Гуннульв, лапку поранил? — Я довольно скалился. В отличии от других местных аборигенов, мои зубы были в порядке. Так что улыбаться мог во все свои тридцать два зуба. Хотя у Гуннульва, с зубами тоже было всё в порядке. В глубине его не чесанной бороды и усов мелькали крупные и ровные зубы.
— Ты то тоже шкурку попортил…
— Это ладно. Главное руки-ноги не попортил. Ну так что, хёвдинг, встанешь на колени и попросишь у светлой княжны прощения, за сапоги?
— А что такого? У вас же это принято, что молодая жена, разувает своего мужа у брачного ложа.
— Мне наплевать, где так принято. Но Мстислава ни с кого сапоги стягивать
