– А ты её не убивай! – предложил я. – Сеннера доставит медальон до границы. Передаст пограничной страже. И уйдёт. Мы навсегда исчезнем, от нас не будет никаких хлопот.
– Я должен это обдумать, – сказал Тёмный Властелин. Кровь из шеи уже едва сочилась, он стоял в кровавой луже, разлившейся по полу и вытекающей в щели. Сеннера за его спиной переступала ногами, будто кровь обжигала ей ступни.
Если бы она была рядом! Если бы только она была рядом с нами, я схватил бы её и мы ушли бы руной переноса!
Тёмный Властелин думал.
Или делал вид, что думает.
Лицо его в свете магического огонька уже стало белым, как мел. А ещё оно покрывалось морщинами…
Да он же вливает в руны жизнь регулятора – ту жизнь, которую тому уже в любом случае не прожить!
Я скорее почувствовал, чем увидел, как регулятора окутал многослойный щит. Там были руны Огня, Воды, Воздуха и Земли, там были Турс, Йера и Райдо, там были десятки рун, вопреки всему, что я знал о волшебстве. Теперь, быть может, его не пробить и десятком лет.
И он сможет делать с нами всё, что захочет.
Так ли прост рунный узор на амулете? Правильно ли я его расшифровал? Два вычурных заклинания, которые я вычислил – в них ли дело? Стал бы Тёмный Властелин гоняться за нами из-за удара последнего шанса и слабого лечащего заклятия?
Не знаю.
Но вот удар последнего шанса… сейчас и впрямь его время…
Я не успел мысленно начертить руны – Сеннера рванулась к Тёмному Властелину. Её окутало огнём, когда когти полоснули по телу регулятора, в котором сейчас обитал самый сильный волшебник Вселенной. Но Сеннера будто и не заметила этого.
– Уходите! – закричала она. Когти на руках и ногах полосовали повелителя Тёмной Империи, а она продолжала кричать, пылая: – Не напрасно… Уходите…
Я вызвал руны и крепче сжал руку Миры.
Райдо и Наудиз.
Нужда и Путь, Путь и Нужда, испокон веков нужда гнала людей в дорогу, испокон веков дорога приводила людей к нищете…
Но иногда спасала.
Райдо и Наудиз.
Руна переноса открылась под нашими ногами.
Полгода моей жизни пролетели в один миг – и мы с Мирой исчезли из дома, который так полюбили.
Но перед этим я бросил в потолок Кано, и спальня превратилась в огненную топку.
Руна тринадцатая, Эйваз
Руну переноса можно провесить на любое расстояние. Затраченное на активацию время от этого не зависит, мирозданию всё равно, нарушишь ты законы природы на чуть-чуть или на тысячу «чуть-чутей», цена одна. Но есть сложность, из-за которой обычно перенос осуществляют на небольшое расстояние, а уехав на другой край света и проведя полгода в пути, никак не вернёшься домой за мгновение.
Дело в том, что место, куда ты хочешь перенестись, надо постоянно «обновлять», смотреть на него. С чем это связано, трудно сказать, но по-хорошему это делают каждую неделю, а уж если прошёл месяц – никуда тебе не перенестись. Даже Тёмный Властелин, насколько я знал, в своём теле на большие расстояния не отправлялся. И дело тут не в памяти, не в том, что место переноса надо хорошенько запомнить. Вот я в своё время памятник повелителю осмотрел днём в солнечную погоду, а перенёсся на него ночью, когда дождь лил с небес. И случаи, когда маги переносились в свой дом, а оказывались на пепелище или среди руин, тоже бывали. Тут какая-то другая связь.
Так что когда мы с Мирой оказались у подножья гор, залитых лунным светом, она вскрикнула от неожиданности.
– Тихо, всё в порядке! – обнимая её, сказал я. – Всё уже хорошо!
– Но как…
Она огляделась. И понимающе кивнула.
Мы были на палубе корабля, стоящего в порту. Корабль едва-едва покачивало лёгкой волной, на берег были брошены сходни, горел на корме одинокий фонарь. Город ещё и ко сну не отошёл – играла музыка в кафе и тавернах, доносился людской говор, по набережной слонялись парочки. За городом поднимались горы, вначале небольшие, но дальние пики покрывал снег, сверкающий в лунном свете.
– Горы, город, Шпия… – сказала Мира.
– Здесь, у истоков, её зовут Спея.
– Это Бьезан.
– Да.
Мира грустно кивнула.
– Я всегда мечтала здесь побывать.
– Я тоже. Но всё получилось случайно. Из тех кораблей, на которых я помнил точки для переноса, один был в порту, два в море. А этот, «Парус надежды», ушёл вверх по реке три недели назад.
Мира только покачала головой. Она не знала, что каждый раз, когда я хожу в порт за свежей рыбой, я запоминаю несколько кораблей, на которые можно будет убежать. Я не хотел её волновать.
– Держи, – Мира протянула мне кофр.
– Ты успела его взять? – восхитился я.
– Да.
Кофр был весь покрыт пятнами крови, уже начавшей подсыхать.
– Эта змеюка тебе не повредила? – спросил я осторожно.
– Нет. Только напугала. И ребёнок цел, я чувствую.
Тут я даже не собирался спорить. Как мать чувствует дитя в своём чреве – этого мужчине никогда не понять.
– Мира, я ничего не мог…
Она снова взяла меня за руку.
– Грисар. Я всё понимаю. Сеннера сама просила уйти, чтобы её жертва не была напрасной. И я уверена, что она жива, она выбралась. Сеннера очень сильная, Грис.
Я кивнул. Мы больше не будем говорить об изменённой девочке, которая спасла нас. Пока, во всяком случае.
– Как я выгляжу? – спросил я.
Мира подняла было руку, но остановилась.
– Зажги свет.
Я вызвал огонёк. Мира придирчиво меня осмотрела.
– Ты знаешь, всё в порядке. Я не вижу, чтобы ты постарел. Сколько потратил?
– Ну… месяц на драку… примерно. И полгода на перенос.
– Полгода? – восхитилась Мира. – Мастерски!
Я кивнул. Действительно, мне удалось не запаниковать и не потратить лишнего времени.
– Пойдём, – сказал я. – А то придётся объяснять команде, что мы тут делаем.
«Парус надежды» был двухмачтовой шхуной, с небольшой осадкой, вместительным трюмом и минимальной командой – поскольку ходил большей частью по реке, от торговых городов Низинного Княжества и до самого Бьезана (дальше река становилась совсем уж мелкой для крупных судов). Сейчас, скорее всего, матросы были на берегу – гуляли в портовых кабаках или, кто поумнее и поприжимистее, меняли в лавках кружева и сырные головы на пряности и настойки, сушёные помидоры и восхитительные платья местных ткачей, за которые в Низинном Княжестве женщины давали хорошие деньги. Это был известный приработок моряков, помимо платы от судовладельца.
Единственный матрос, охранявший шхуну, сидел на пристани, на толстой каменной тумбе, вокруг которой был обмотан причальный канат. Когда под нашими ногами заскрипел трап, он обернулся, не выпуская из рук бутылки с вином, и вытаращил глаза. Это был молодой парень лет двадцати, по причине возраста и оставленный стеречь судно.
– Не сиди на камне, простудишь причиндалы! – добродушно сказал я ему.
– И подруга расстраиваться будет! – добавила Мира.
Матрос вскочил, заметался взглядом по сторонам. И ничего не сказал, когда мы прошли мимо.
Ну а что ему оставалось делать?
Поднимать тревогу?
На него бы и свалили то, что мы оказались на
