Ведьмак и сейчас попытался сохранить молчаливость, но не вышло. Внутри у него все клокотало, рвалось и кричало от боли, от потери, от осознания того, что на этом свете его больше ничего не держит, что все погибло, и он пропал вместе с той, которую больше никогда не увидит. В глазах была пустота, в сердце – боль настолько пронзительная, что хотелось умереть.
- Мы нашли Пряху на том кургане, - еле ворочая языком, произнес Геральт. – Ее голова теперь гниет на болотах.
- А Цири? – с осторожностью пугливого зверька спросила Тилли, не дождавшись короткого продолжения. – Что с Цири?
Мужчина, превозмогая боль во всем теле, отвернулся к окну, ничего не ответив. Он бы и не смог сейчас произнести это, рана была еще свежей. Белый Волк впервые за долгое время почувствовал, как его глаза увлажняются, как прошибает грусть и отчаяние, как невыносима мысль, что улыбку и смех Ласточки он больше никогда не увидит и не услышит.
========== Глава 8. Эпилог в бесконечность ==========
Ступая по тонкой грани между жизнью и смертью, человек оказывается в неизведанных ранее глубинах одиночества и отчаяния. Его влечет жажда успокоения, но он страшится вечного забвения, что его никто не вспомнит, что некому будет пролить слезы у надгробной плиты с его именем. Женщина, потерявшая смысл жизни, никогда не оставит свою суть, до последнего вздоха будет сражаться за то, кем когда-то была, не отпустит прожитых лет и горьких воспоминаний. Мужчина же найдет новые нити на дне бутылки, на острие клинка, в предсмертных криках врагов. Но чистилище неотступно будет следовать за каждым из них, ему неважен пол или возраст, только душа, которую можно поглотить и унести в бесконечность.
Для ведьмака, обретшего новую жизнь и почувствовавшего вкус пепла во рту, мир потерял итак блеклые краски. Он не чувствовал прикосновения солнца к своей коже, не ощущал прохладу ветра, приносящего грозовые тучи, не видел смысла в предстоящих днях. Его жизнь оборвалась в тот момент, когда под Ласточкой разверзлась земля и утащила ее в свои темные объятия. Человек, не видевший той жуткой картины, никогда не поверил бы в ее реальность, но Белый Волк… Его кошачьи глаза наблюдали это торжество зла, пока тело немело в оцепенении.
Теперь Геральт ходил среди людей, словно призрак в море потонувших кораблей, не нашедших своего пристанища. Каждый рассвет приносил новую каплю боли в бездонную пропасть его окоченевшей души, каждый закат заново вскрывал затянувшиеся шрамы. Не жизнь, а каторга без надежды на спасение.
Корина безмолвно наблюдала за последними искрами, угасавшими в глазах ведьмака, не в состоянии что-либо сделать. Поначалу она пыталась и, как казалось на первый взгляд, весьма успешно, но вскоре любой толчок, любая связь с пепельноволосой ведьмачкой убивала его без смертоносного кинжала, который стал бы милосердием, окажись он по рукоятку в груди мужчины. Сновидящая опустила руки. А знаменитый Геральт из Ривии продолжал угасать, подобно крохотному пламени свечи, что истязал ветер со всей жестокостью судьбы.
Шли дни, пролетали месяцы, а Белый Волк и не думал возвращаться в цивилизованный мир и продолжать работу. Его печаль по Ласточке стала настолько невыносимой, что каждое движение оказывалось мучением, словно все конечности были переломаны. Никто не мог помочь Геральту. Друзья были бессильны, колдуны рвали на себе волосы от беспомощности, мгла медленно, но верно поглощала ведьмака и все, что было ему когда-то дорого…
- Нет, это неправильно, - надувшись, проговорила девочка, попавшая в зал неведомо откуда. Ее темные короткие волосы закрывали половину лица, а на оставшейся виднелись полные алые губы и небольшой карий глазок. – История не может так закончиться.
- Кто пустил сюда эту бродяжку? – возмутилась баронесса, поднимаясь со своего места и с недовольством глядя на двух стражников у главной двери, обрамленной вставными серебряными пластинами. – Уберите ее немедленно!
- Нет нужды, дорогая баронесса, - мягким голосом произнес поэт, откладывая лютню, на которой, перебирая струны, наигрывал печальную мелодию. Мужчина протянул руку девочке с нежной улыбкой. – Пойди сюда, милое дитя. Тебя никто не обидит, не бойся. Вот так, молодец.
Когда маленькая гостья уселась на колени трубадура, все взоры присутствующих благородных дам и милсдарей уставились на ее очаровательное личико, прикрытое грязным каштаном волос. Чуть покраснев, ребенок потупил взгляд и стал перебирать тесемочки на своем поношенном сером платьице. Поэт аккуратно провел рукой по детским волосам.
- Я тебя слушаю, - ласково сказал трубадур в цветных одеждах, рядом с которым девочка казалась мрачной тенью.
- Ведьмак… Геральт из Ривии… он, - бедняжка запиналась от волнения, не смея поднять глаз и поглядеть на мужчину, чьи колени она оккупировала на короткий срок.
- Не спеши, - улыбнулся поэт. – Успокойся и скажи то, что хотела. Никто не станет тебя осуждать или ругать.
- История Белого Волка не может закончиться тем, что он умрет от печали по своей возлюбленной. Так не должно быть, - спустя минуту произнес ребенок, набрав в легкие побольше воздуха.
- Ну конечно, - с едкой издевкой и неприятным смехом воскликнула одна из графинь. – Он хоть и пес, но подыхать от печали ему незачем, - женщина с яркими рыжими волосами наклонилась вперед и заглянула девочке в глаза. – Не волнуйся, крошка. Выродка прикончила какая-нибудь пагубная тварь в трясине. Он умер по пояс в дерьме и крови, - она подняла бокал с вином и сделала большой глоток, глядя строго перед собой, - как и положено чудовищам, вроде него.
- Ребенку такое знать необязательно, - вмешался Дийкстра, чьи глаза прожгли говорливую даму насквозь. Он не пылал особой любовью к Геральту, но поганить хорошее имя позволить не мог.
- Не один ведьмак еще не умер в своей постели, - постарался успокоить собравшихся другой гость. – Это известно всем.
Опустившееся молчание адской стрелой прожгло всех присутствующих в большом пиршественном зале, веселье и тихая пелена прекрасного, основавшиеся под его чертогами, внезапно закружились неугомонным вихрем и пропали в темных углах.
- Выродок, нечего и думать, - уже тише оскалилась рыжеволосая графиня, делая новый глоток великолепного вина.
- Этот выродок сохранил жизнь моему сыну, - вмешалась баронесса ла Валетт, с неприкрытой злостью глядя на женщину, - которого ваши безбожные псы пытались догнать на дорогах и освежевать на глазах у всех. Так что поберегите свой голосок, графиня, пока не лишились жизни.
Атмосфера, кружившая теплым и приятным вечером всего несколько минут назад, бесследно растаяла в воздухе с последними словами баронессы. Поэт незаметно отправил девочку на кухню, а сам вернулся к поглощению пищи, желая поскорее покончить с этим
