Тонкое пламя свечи, задергавшееся от ветра, который незаметно прокрался в подвал, когда деревянный люк отворился, выиграло в тенях неразличимые фигуры. Цири, почувствовав свежий ночной воздух, долетевший снаружи, подняла голову и утерла слезы рукавом, потянувшись к мечу за спиной. На лестнице послышались ровные, уверенные шаги. Меч не понадобился. Ласточка мгновенно телепортировалась в следующую комнату, отделенную тонкой аркой от основного помещения, и встала напротив вошедшего, создав иллюзорную стену, чтобы незваный гость не смог увидеть девушку.
- Не прячься, - послышался тихий мужской голос, но в этот раз в нем не было безразличного спокойствия, в нем слышались нежность, забота. – Твой конь пасется снаружи. Выходи.
- Нет, прочь, - отчетливо, громко произнесла Цири, не высовываясь из своего укрытия, но глядя в упор на Белого Волка. – Уходи!
- Я не уйду, - все тем же тоном ответил Геральт, останавливаясь напротив Цири, но не видя ее из-за иллюзорной преграды.
- Ты уже говорил это, - тихо напомнила она, подавив, наконец, слезы. – И все равно оставил меня. Ты оставлял меня каждый раз, когда был так нужен… И я каждый раз надеялась на то, что ты все же появишься и заберешь с собой. Но ты был далеко. Всегда.
- Теперь я рядом, - мужчина сделал шаг вперед. – И отныне всегда буду рядом, если ты того пожелаешь.
- Твои слова звучат, как…
- Доверься мне, - мягко перебил ее ведьмак, не дав договорить очередное отрицание, придуманное женским умом и сердцем. – Ты единственная на всем белом свете, за кого я готов убивать и умирать, не задумываясь.
- Не говори так, - с толикой ужаса попросила Цири, вспомнив слова Пряхи. – Прошу, не надо этих слов.
- Ты знаешь, что это правда, - уверенно ответил ведьмак.
- Знаю, - после недолгого молчания ответила ведьмачка, убирая несуществующую стену иллюзии. И вместе с этой стеной рухнули последние преграды, рассыпавшись вокруг благовонным пеплом прошлого. Ласточка, не раздумывая больше ни секунды, обняла Белого Волка, который только и ждал, чтобы заключить девушку в свои объятия, чтобы успокоить болевшую душу и разрывающееся на куски сердце. Их молчаливое воссоединение обязало себя быть сладостным и трогательным. – Геральт? – осторожно позвала Ласточка, прервав эту идиллию.
- М? – с прикрытыми глазами и легкой улыбкой отозвался мужчина.
- Поцелуй меня… прошу, - шепотом добавила она.
- Цири… - обескуражено, но не нарушая установившейся магической тишины и соблазна, ответил ведьмак.
- Всего раз, - не стараясь выпутаться из теплых мужских объятиях, добавила девушка, опуская голову на широкую грудь. - Позволь мне почувствовать хотя бы кроху той любви, которую ты дарил другим женщинам. Я больше не ребенок. Я другая.
Геральт колебался. Его холодный разум боролся с пылким сердцем, пока яркая молния в пепельном свечении не прорвалась за завесу сознания и не подожгла все препятствия, все преграды. В какой-то миг внутри у мужчины остались лишь покой и безмятежность, счастье, которого прежде ведьмак не испытывал. Не поддельное, не вызванное эликсирами и заклинаниями, не залитое в горло с элем и водкой, а настоящее, без тени подвоха. Женщина, находившаяся сейчас в его объятиях, была чистым воплощением того, что Белый Волк желал, за что был готов отдать все, не раздумывая ни секунды.
Геральт медленно приподнял голову Цири за подбородок, чтобы их взгляды – золотая чаща и зеленый омут – встретились, сплелись в предвкушении той магии, которая пробуждается и вырывается только из легенд о настоящей любви. Но сейчас это было не сказание и не сказка. Это была реальность, от которой не хотелось бежать.
Сердце Ласточки билось в унисон с сердцем Волка, желание стучало в висках. Они потянулись друг к другу одновременно, воспринимая происходящее не как сон, но как сладостный момент долгого ожидания.
Сперва, губы их едва коснулись друг друга, обдав кожу жаром, идущим изнутри. Ласточка и Волк проверяли, не рассеется ли все, как мираж, как сладостный сон. Но даже через несколько секунд они остались стоять, где стояли, а вокруг был все тот же тихий подвал и тонкое пламя свечи.
Одна рука Геральта опустилась на женскую талию, а другая – на спину Цири, вплотную притянув к себе изящное тело, которое трепетало в мужских объятиях, даже не собираясь сопротивляться влечению. Их уста вновь нашли друг друга, но уже смелее. Поцелуй сделался сладким от слияния желанных губ и горьким от слез, катившихся по щекам Ласточки. Она, что было мочи, прижалась к мужчине. Он тоже не желал ее отпускать и лишь усиливал напор, но оставался нежным, внимательным к движениям Цири. Ведьмак боялся спугнуть ее, но опасения его оказались напрасны. Девушка не желала отступаться.
Полная луна пролилась белым светом на заброшенную хижину, в которой алые оттенки приобрели цвет не только страсти, разгоравшейся между мужчиной и женщиной, но и чувства гораздо более глубокого, настоящего и вечного.
- Ты плачешь, - с толикой сожаления, чуть встревожено, но с нежной заботой произнес Геральт.
- Это от радости, - едва улыбнувшись, ответила Ласточка, поднимая глаза на Белого Волка, который тут же прижал ее к себе, решив, что больше никто и никогда не посмеет отнять у него Цири, а если вдруг найдется такой смельчак – его судьбе не позавидуешь.
========== Глава 4. По лезвию страсти ==========
Кровь беспрерывно стучала в висках, разнося по всему телу подрагивающее тепло, от которого каждый его дюйм наполнялся мощной энергией страсти, несокрушимой даже за пределами разума. Геральт расстался с последними угрызениями совести, когда коснулся нежных, сокрушающих, чувственных губ пепельноволосой девушки, просившей его об этом долгом любовном поцелуе. Все его мужское естество пробудилось диким зверем, сорванным с цепи, с вырывающейся наружу силой, потребовало завладеть той, которую ведьмак желал так долго. Белый Волк уносил Цири в свои крепкие, жаркие объятия, не упуская мимолетных изменений в движениях Ласточки, когда та, прижимая его к себе, старалась слиться
