– Что за сила была у Кинкейда? – спросил Найквист.
Она не отвечала.
– Элеанор, ты должна начать помогать мне. Ты должна мне верить, твоя жизнь в опасности.
Теперь она смотрела на него, и лицо не выражало ничего, кроме отвращения.
– Что, черт возьми, ты знаешь? Я имею в виду, на самом деле? Ты ничего не знаешь обо мне или моей жизни.
Найквист поднял руки в знак капитуляции. Но она не унималась:
– За всеми этими мышцами и шрамами скрывается грустный одинокий маленький мальчик, верно?
Он лишь пожал плечами в ответ.
– Ты когда-нибудь был женат?
– Давным-давно.
– А дети есть?
– Мой брак был недолгим, и до этого не дошло.
– Я не удивлена.
Найквист изо всех сил сдерживал боль. Подойдя к окну, он посмотрел на темные улицы внизу и увидел несколько огоньков света в зданиях на другой стороне железной дороги. За тенями и задернутыми занавесками кипела жизнь: влюбленные, семьи, люди едят, беседуют, слушают радио, играют в настольные игры.
– Что это?
Найквист оглянулся. Она вытащила из сумки музыкальную шкатулку.
– Твоя мать, Кэтрин, положила ее на могилу Кинкейда. Подними крышку.
Как только она сделала это, заиграла мелодия. Сейчас она звучала обыденно – несколько ломких нот, вырывающихся из-под металлической крышки, почти жалких. Что, он раньше вкладывал в мелодию особый смысл?
– Я думал, это была твоя игрушка.
– Нет.
– В детстве…
– Я вижу ее в первый раз. – Она закрыла крышку. – Еще одна ошибка.
– Дай ее мне.
Она передала ему шкатулку. Он поднял крышку и прислушался, стараясь вспомнить хоть что-то из своего собственного детства.
Ничего. Совсем. Сплошная пустота.
Он бросил шкатулку на пол и разбил ее ударом каблука надвое.
– Боже мой! – воскликнула Элеанор. – Что с вами?
Найквист уставился на нее. Она замахала руками.
– Вы сумасшедший, – закричала она. – Честно говоря, я думаю, что вы наполовину помешанный.
– Я делаю то, что нужно сделать. – Он вытер лицо рукой. – Что тебе говорит время семь минут восьмого?
– Ничего. А что?
– Подумай! Семь минут восьмого. Это должно что-то значить.
Элеанор проигнорировала вопрос. Вместо этого она затолкала свои вещи обратно в сумку и встала.
– Ты куда собралась? – спросил он.
– Мне нужно уйти отсюда.
– Ничего подобного.
– Это нелепо. Я ухожу. Откройте дверь.
– Сядь.
– Дайте мне ключ.
– Сядь, черт возьми!
Лицо Найквиста обрело жестокое выражение, исключающее какие-либо возражения. Элеанор села на край кровати и сказала:
– Вы такой же негодяй, как и они, как Кинкейд и Бейл.
– Да. Прости.
– Что такое? – спросила она. – Что с вами не так?
Найквист вздохнул. В его глазах было слишком много темноты.
И вдруг он сказал:
– У меня нет родителей. Никого. Моя мама умерла, когда я был ребенком. Мой отец оставил меня вскоре после нее. Мне было восемь лет. Он ушел в сумерки.
– Ох…
– Вот так.
– Бедный. Как же вы справились?
Его лицо не выражало никаких эмоций.
– Выкручивался, как мог. И до сих пор это делаю. – Извечный закон жизни. – Это заставляет меня двигаться вперед. И это же тянет меня назад.
– Ее сбила машина, – продолжил он. – Я был там с ней, стоял на тротуаре. Мой отец собирался забрать нас, но опаздывал. Он ехал на красном седане. Я всегда буду помнить эту машину. Он пил со своими друзьями. Как всегда. Мать нагнулась, чтобы вытереть грязь с моего лица, затем повернулась и вышла на дорогу, не посмотрев предварительно по сторонам. Он не остановился. Мой отец не остановился…
Найквист уставился в никуда, а перед глазами проносились воспоминания. Старые светофоры и дорожные знаки, рука его матери в детской руке, приближающаяся виляющая красная машина, крик, звук падающего на асфальт тела… Лицо отца за рулем, его взгляд, полный отчаяния…
Девушка смотрела на него, не говоря ни слова.
– Это был несчастный случай, – сказал он. – Он никогда бы…
Он не смог закончить предложение. На стенах и потолке скользили болезненные тени.
Он почувствовал сухость во рту.
– Мне нужно выпить.
– Больше нет.
– Мне нужно еще.
– Давайте позвоним и закажем…
– Нет. – Он лихорадочно тряс головой. – Я должен… должен держаться…
– Вы не очень хорошо выглядите, Найквист.
За окном прошел еще один поезд, издав такой громкий звук, что, казалось, он промчался внутри их комнаты. На лице Найквиста пересеклись линии света и тени. Его родители стояли в противоположных углах комнаты и смотрели на него.
Он подождал, пока звук утихнет, и видение исчезло. Затем он просто сказал:
– Вот как бывает. В один момент. Вот как мы теряем друг друга.
– Мне очень жаль, – прошептала Элеанор.
Найквист хмыкнул. Его глаза сузились.
– Скажи, ты слышала о девушке по имени Элис?
– Почему вы спрашиваете?
– Или Элиза. Или Лиз. Элизабет?
– Моя мать иногда упоминала это имя. Элиза.
– Элиза. Верно.
– Я думала, что она давняя подруга детства моей матери или дальняя родственница.
– Ты не знаешь?
– Трудно понять, где правда и где воображение, когда она говорит.
– Я думаю, у нее был еще один ребенок, – сказал Найквист, стараясь говорить ровным голосом.
– Что? – потрясенно спросила Элеанор.
– У твоей мамы. У нее был второй ребенок. Еще одна девочка.
– Это неправда. Это не может быть правдой.
– Ты уверена?
Ее глаза загорелись.
– Святой Аполлон, значит, у Патрика и моей матери был ребенок, – сбивчиво сказала она, возбужденная предположением. – Элиза. Интересно, где она. Вы не знаете? Это многое объясняет, я имею в виду их отношения.
– Все не так просто. Патрик сказал мне, что он стреляет холостыми.
– Что?
– Он бесплоден.
– Но это значит…
– Это значит, что у твоей матери было двое детей от Кинкейда.
Она зажмурилась, словно пытаясь скрыть правду от самой себя.
– Твое имя упоминалось в письмах, которые ты нашла, в тех, которые Кинкейд отправил твоей матери?
– Мое имя? Нет, просто… девочка. Девушка. Он не называл имени.
– Значит, возможно…
– У меня есть сестра?
– Может быть. Я не знаю. Возможно…
– Что?
– Я думаю, она умерла.
– Нет… не говорите так.
– Твоя мать сказала так же. Но, конечно…
– Как мы можем доверять всему, что она говорит? Мы не можем.
Найквист пожал плечами.
Элеанор смотрела на него, охваченная беспокойством.
– Просто в голове не укладывается!
– Поживем-увидим. Возможно, я ошибаюсь в отношении Элизы. А Патрик, вероятно, сказал неправду о том, что бесплоден.
– Почему он солгал об этом?
– Не знаю. Но все это выглядело подозрительным с самого начала, когда Бэйл нанял меня, чтобы найти тебя.
– Да. Я знаю.
– Люди хранят тайны, скрывают что-то. И ты, Элеанор, как-то связана с этим.
– Как?
– Я до сих пор пытаюсь в этом разобраться. – Он вытащил из кармана оставшийся оранжевый флакон. – Ты когда-нибудь принимала это?
Она кивнула.
– Киа? Да, несколько раз.
– Зачем? Как оно на тебя действует?
– Вы это пробовали? – ответила она вопросом на вопрос и посмотрела на него.
Что-то в глазах или жестах его выдало.
– Я так и думала. Что вы видели?
– Ничего, – солгал он. – Я уснул.
– Да, конечно, – улыбнулась она. – Вы испугались? Или вам понравилось?
Он вернулся к окну и взглянул на ночной город. По эстакаде прошел еще
