– Раньше я думала, что за пределы города. Теперь не уверена. Когда она возвращалась, в ее глазах было… было такое отчаяние, такая пустота. Теперь я думаю… – Она сморгнула слезы. – Думаю, она навещала Кинкейда на границе Сумрачного района или даже дальше. Я представляла, как она идет по краю, следуя за своим любовником, и когда они обнимаются, их тела окутывает туман.
– А что же Патрик? Он не возражал против этих ее отъездов?
– Он никогда не признается в таких чувствах, нет.
– У вас было странное воспитание, Элеанор. Вы это знаете?
Она пристально посмотрела на него.
– Еще в детстве я чувствовала, что в моей жизни чего-то не хватает. У меня что-то забрали. Не могу объяснить.
Девушка обхватила себя руками, и по телу пробежала дрожь. Найквист почувствовал легкий холод. Воздух, казалось, изменился. Сначала он не понял, что происходит, но вдруг его осенило. В саду медленно становилось темнее. Лампочки гасли одна за одной. Скоро персонал попросит его уйти. Но до этого момента ему нужно узнать как можно больше.
– Что потом случилось с Домиником? – спросил он.
Элеанор потерла глаза.
– Когда я пришла к нему в следующий раз, театр был закрыт на замок. Я напрасно стучала – никто не открывал. Но у меня было ощущение, что он внутри, что он прячется от меня.
– Что вы сделали?
– Конечно, я проникла внутрь.
Найквист улыбнулся.
– Конечно.
– Как я уже сказала, здание было старым, и окна все равно прогнили.
– И он был там?
– Да.
Она выглядела опечаленной.
– Продолжайте, – попросил Найквист, стараясь говорить так же тихо, как она.
Она глубоко вздохнула и сказала:
– Я увидела, что он забился в угол своей мастерской. Повсюду в тусклом свете висели недоделанные куклы. И он сам выглядел так же. Я имею в виду, разобранным. Он был в ужасном состоянии. Меня это испугало.
– Что с ним случилось?
– Его глаза смотрели на меня из тени, но я чувствовала, что они смотрят сквозь. Прямо сквозь меня. Это заставило меня вздрогнуть. И вдруг… вдруг он сказал мне правду. Страшную правду о том, кем он был.
Замолчав, Элеанор завернула куклу в ткань и положила обратно в сумку. Найквист на минуту оставил ее в покое и посмотрел на часы. Оставалось около десяти минут до того, как закончится время посещения. Он хотел было попросить ее продолжить, когда она вдруг сама заговорила. Слова лились потоком, девушка торопилась.
– Я убежала. Думаю это все, что я могла сделать. Я убежала оттуда, от него. От всего. От дома, колледжа, от своей жизни. – Она сжимала и разжимала лежащие на коленях руки. – Я была в отчаянии. Я перестала есть. Перестала следить за собой.
– И в итоге оказалась в Выжиге, в комнате огней.
Она кивнула.
– Мне нужно было очиститься, излечиться от того, что открыл мне Доминик. Чтобы все это сгорело в жарком мареве. У других детей там, как и у меня, тоже были проблемы, только свои собственные. Они меня поддержали.
– Конечно. А потом я толкнул ногой дверь и все испортил.
Элеанор положила книгу в мягкой обложке в спортивную сумку и затянула шнурки.
– Что-то вроде того.
– Это очень важно, Элеанор. Посмотрите на меня. – Она послушалась. – Что сказал Кинкейд, от чего вам стало так плохо?
Она колебалась. Найквист чувствовал, что она балансирует на грани признания. Он повторил свой вопрос так тихо, как только мог:
– От чего же вам стало так плохо, Элеанор?
Она начала шептать, и он наклонился, прислушиваясь.
– Я должна была убить его. Мне пришлось. Я должна была убить его. – Она напряглась, снова и снова повторяя эту фразу: – Я должна была убить его. Мне пришлось.
– Вы кого-то убили?
Она пораженно уставилась на него.
– Разве вы меня не видели?
– Нет.
– Я убила его. Ударила в шею ножом. Своего собственного отца. Мне пришлось.
– Вы имеете в виду Кинкейда?
– Он велел мне это сделать. Он умолял меня и протянул мне нож. Я уверена в этом. Я убила его.
– Элеанор, поверьте, этого не произошло. Я был там. Я ничего такого не видел.
– А что вы видели?
– Я… я не знаю.
Она горько рассмеялась.
– Но я должна была это сделать, как вы не понимаете! Я должна была помешать ему убить снова. Из-за того, кем он был.
– Я не понимаю. Кем он был?
В глазах блеснул дневной свет, и она раскрыла свою тайну.
– Ртутью.
Найквист почувствовал, как его пробирает дрожь.
Между деревьями раздался звонок.
– Это сигнал, – сказала Элеанор. – Часы посещения закончились.
Проходящая мимо медсестра сказала:
– Время уходить, сэр.
Найквист встал и покачал головой:
– Мне нужно немного задержаться.
– Боюсь, это невозможно. Мы закрываемся в семь.
– В семь?
– Да, сэр. И мы уже опаздываем.
– Сколько сейчас времени?
– Пять минут восьмого.
Медсестра ушла. Найквист повернулся к Элеанор.
– Здесь что-то не так.
– Что? – спросила она.
– Это неправильно. Это неправильное время. Я думал, это место закрывается в девять.
– Так и есть.
– Но медсестра сказала, что в семь.
– Я ее не слышала.
Найквист оглянулся на дорожку, но медсестра, с которой он говорил, исчезла. На деревьях замирали механические птицы, а верхняя часть стеклянной крыши начала темнеть. Внутренний двор накрывала тень. Найквист с ужасом наблюдал за этим.
– Наступает ночь, – сказала Элеанор.
Золотые рыбки в бассейне замерли на месте. Найквист сделал шаг назад, но двигался словно сквозь густую патоку.
– Я не могу этого сделать… Нет! – закричал он. – Не дай ему дотронуться до меня.
По лицу скользнула тень, окрашивая кожу в серебристо-серые тона сумерек. Он закрыл глаза, снова открыл их, и теперь сад был заполнен туманом. Перед ним со скамейки встала Элеанор, казавшаяся призраком. К ним приближался один из санитаров. Найквист почувствовал себя странно, – он не испытывал ни малейших эмоций, наблюдая, как санитар наклонился, чтобы поднять шелковый шарф, который обронил один из посетителей. Сыщик никак не мог разглядеть лицо мужчины. Казалось, его окутывал собственный туман. Человек-тень. Теперь он стоял за Элеанор, держа в поднятой руке шарф. Найквист увидел, как рука обхватила голову девушки, прижимая шарф к ее лицу. Он увидел, как шарф затягивается, полностью закрывая лицо Элеанор, как девушка широко открывает рот под тканью, отчаянно пытаясь сделать глоток воздуха. Ей это не удается, руки поднимаются в попытке сбросить шарф, цепляются за него, но бесполезно, она задыхается…
– Что это? Найквист, что с вами?
Это был голос Элеанор, слабый и беспомощный. Он услышал его из далекого далека, как будто с другой планеты. Но сумерки вдруг рассеялись, и он снова вернулся в сад, в институт «Эон».
Он посмотрел на часы и вздрогнул.
Семь минут восьмого.
Это медленное течение сумерек через сад продолжалось всего несколько секунд, но на лице Найквиста застыл страх. Тьма теперь окутывала цветы и деревья. Место поддельного солнца заняли искусственные звезды, а из верхних галерей здания доносились безнадежные стоны.
– Найквист, проснитесь, – сказала Элеанор.
От человека-тени не осталось и следа. Так это было всего лишь видение? Санитары призывали посетителей покинуть помещение.
– Уже девять часов, – крикнул один из них. – Пожалуйста, освободите сад. –
