Не поднимая глаз, Элеанор произнесла:
– По крайней мере, скажите, что вам понравилось шоу.
Он не ответил.
Посмотрев на Найквиста и встретив его твердый взгляд, Элеанор обратила внимание на его лицо.
– Еще одна драка? – спросила она.
Он опять промолчал.
– Послушайте, – сказала она. – Я почти закончила с этим. Еще минута – и мы сможем поговорить. Вы же хотите поговорить?
– Если ты этого хочешь.
Девушка слабо улыбнулась.
– Я знаю, что постоянно убегаю от вас, но как мне быть? Я должна жить.
– Жить?
– По правде говоря, вы ведете себя очень странно, Найквист. Что-то случилось?
– Бэйл пытался убить меня. – Он почувствовал, как от воспоминаний по коже пробежал холодок. – Со своей подружкой, Пирс. Они ввели мне огромную дозу киа.
– Но это ужасно… этот человек еще более сумасшедший, чем я думала.
– Сам не знаю, как выжил. Я почти ничего не делал.
– Как это было?
Найквист смотрел перед собой.
– Я шагнул прямо к краю часов и продолжал падать. Вокруг все было темно и неподвижно. Ничего не двигалось. Только я падал во времени. А потом… а потом я подумал о тебе…
– Обо мне? Зачем? Почему вы так поступили?
– В темноте засиял свет. И я пошел на него.
Он не рассказал ей, какой был этот свет, как ужасно он нашел путь, убив ее своими руками. Вместо этого он сказал:
– У меня такое чувство, что город еще не закончил разбираться со мной. У меня еще остались дела.
– Я знаю, что вы имеете в виду, – произнесла Элеанор, вставая.
– Элеанор, я хочу вернуть те минуты своей жизни, – сказал он холодным, механическим голосом. – Те минуты, которые ты украла у меня. Я хочу их вернуть.
– Значит, вы считаете, что это я убила Доминика?
– Да.
Элеонора кивнула, на секунду задумавшись, затем протянула руку, легонько коснулась его поврежденного лица и сказала:
– Я приведу вас в порядок, идемте. – Она отвела его по спиральной лестнице в комнату на самой верхотуре старого театра. – Именно здесь жил мой отец бо́льшую часть времени.
Найквист огляделся. С потолка свисали незаконченные куклы. На стульях и на полу стояли башни из книг, на столе громоздились рукописные документы, а на односпальной кровати было навалено еще больше исписанных листов бумаги. На единственной фотографии в рамке на стене были изображены приятное голубое небо, зеленое поле и солнце, настоящее солнце.
Элеанор оторвала его от созерцания мира за пределами города, сказав:
– Ну же, садитесь. Вот так…
Он сел на кровать, а она осматривала его повреждения. В волосах запеклась кровь, лицо было разбито и покрыто синяками.
– Вы явно не становитесь красивее.
Смочив ткань в крошечной раковине, она начала протирать раны. Найквист позволял ей делать это, в то время как голос внутри его головы шептал: «Это твоя цель, это человек, которого ты должен убить».
– Оставь меня в покое, – процедил он, отталкивая ее.
Элеанор выглядела расстроенной.
– Я только пыталась…
– Что это? – Найквист схватил с постели стопку бумаги и помахал перед носом девушки. – Все это! Что это значит?
– Не знаю. Я…
– Что?
– Я все еще пытаюсь в этом разобраться.
– Здесь должно быть что-то, какая-то подсказка.
– К чему?
– Чтобы это больше не случалось.
– Что вы имеете в виду? Что должно случиться?
Найквист не ответил. Что-то внутри него щелкнуло, еще одна чаша весов, назад к человечеству, к состраданию, и он снова почувствовал себя человеком, пойманным в ловушку. Это может быть его последним шансом; он должен был понять дело, его секретную историю, скрытые мотивы. Только тогда он сможет избежать притяжения судьбы. Он начал читать бумаги, разбросанные на кровати, пытаясь расшифровать каракули Кинкейда.
– Элеанор, ты снова убила сегодня? – спросил он.
– Что? Нет, конечно, нет.
– После того как оставила меня в той дешевой гостинице?
– Нет! Я пришла прямо сюда…
– Ты не теряла сознание?
– Конечно, нет. Найквист, о чем вы говорите?
– Ртуть нанес очередной удар.
Услышав эту новость, она, казалось, испытала настоящий шок, что убедило Найквиста в ее невиновности. Не то чтобы это принесло ему какую-то пользу.
– Я не понимаю, – сказала она. – Вы имеете в виду, что мой отец не был убийцей?
– Может быть.
– Но это значит…
– Это значит, что ты убила не того человека.
Он смотрел ей в лицо, ища малейшей зацепки. Поначалу она ничем себя не выдавала, но затем проявились признаки более страшной природы.
– Но он сказал, что он… Он признался мне!
Она в отчаянии отвернулась и подошла к маленькому письменному столу в углу комнаты, где села, спрятав лицо в ладонях. Найквист хотел произнести обычные слова утешения, но остановился, решив пока обождать.
Просматривая страницу, которую держал, среди неразборчивых каракулей он нашел несколько отчетливо читаемых предложений.
«Каждый раз, когда я смотрю на нее, я чувствую, что мое сердце разрывается. Как я могу защитить свою дочь? Это не представляется возможным. И все же я должен продолжать делать это. Альтернативы нет. Или она умрет. Теперь это очевидно».
Найквист перешел к другому отрывку.
«Я напуган. Я не могу это продолжать. Я не хочу причинять людям вред, не хочу никого убивать. Это слишком высокая цена. Но если я этого не сделаю, что с ней будет?»
Здесь запись обрывалась.
Схватив еще одну бумагу, которая, казалось, имела отношение к киа и его свойствам, Найквист сосредоточился на отрывке, который был подчеркнут.
«Или предположим: Дневной район – это ум города, Ночной – тело, а Сумерки – подсознание. Разум, тело, дух. То, что люди видят в сердце цветка, действительно является их скрытыми страхами. И страшными желаниями. Но как их можно победить?»
Найквист почувствовал, что читает дневник своего безумия.
«Во многих отношениях это хуже; будущее можно рассматривать как фиксированное свойство времени, тогда как человеческий страх постоянно меняется».
Здесь фразы были стерты, но дальше следовал текст:
«Дело не в том, что произойдет, но в предполагаемом событии. Нет. Еще хуже. То, чему может позволить случиться потребитель. Или, что еще хуже, что люди могут заставить произойти. Но как людям справиться с этим? Легче поймать руками туман».
Найквист почувствовал себя ужасно. Виски пульсировали от тупой боли. Он продолжил читать:
«Вы можете уйти от событий, но не от собственной темноты».
– Что вы нашли? – прервала его чтение Элеанор.
Найквист нахмурился.
– Ну, он признает, что убивает людей или, по крайней мере, хочет этого. Не совсем понятно.
– Я знаю. Все эти невнятные сообщения о самом себе. Смотрите… – Она открыла набитый бумагами и дневниками шкаф. – С чего мы начнем?
– Мы?
Она начала вытаскивать бумаги из шкафов, разбрасывая их по комнате.
– Мы должны выяснить, что произошло в той комнате, когда он был убит. Мы вместе в этом замешаны, – сказала она, садясь на пол и начиная читать.
Некоторое время он смотрел на нее, на одинокую девочку-подростка, читающую письма своего мертвого отца, и вдруг увидел нечто более интересное – бутылку джина на полке. Достаточно было одного хорошего глотка, чтобы сразу почувствовать себя более живым.
Элеанор ахнула.
– Что такое? – спросил он, опускаясь на колени рядом
