Хатиман:
Будда Амида! Красное тело, синее сердце! Что же ты наделал, милосердный? А как же я, бог храбрецов? Куда идти мне, что теперь делать, если убитый станет убийцей, если воины откажутся от острых мечей? От копий и алебард? Чем они будут сражаться? Плетями, как погонщики стад?! О горе! О великое горе!Дух акации:
Тихо! Бог плачет! Смотрите, как плачет бог.Играет на флейте. В углу сцены затихают боевые барабаны.
Глава третья
ПЕРВЫЙ ВЕРДИКТ
1
«Это я! Я!»
– Комацу Хизэши, к вашим услугам.
– Торюмон Рэйден. Это вы – здешний досин?
– Да.
– Давно?
– Седьмой год. Раньше я служил в Норибаси.
Всех знает, отметил я. Шесть лет? Успел обжиться, осмотреться. Это хорошо. Из Норибаси? Похоже, Комацу Хизэши взяли в полицию, когда он был примерно в моём возрасте. Нашлось, значит, кому похлопотать. Сейчас ему лет двадцать пять, вряд ли больше. Лицо круглое, уши торчат. Лоб и макушку не бреет, все волосы собрал в узел на темени. Масла не пожалел, целую плошку, небось, вылил. Блестит, аж смотреть больно!
Крепкий, плечистый. Вон какие ручищи!
Отец, который бабушка – ну, вы поняли! – учил: «Разговариваешь с незнакомцем – сразу прикидывай, кто кого поколотит, если что. Драться не надо, грубить не надо. Просто размышляй над этим вопросом. Многое сразу станет ясно. И собеседник будет вежливей, вот увидишь!» Когда я рассказал об этих наставлениях сенсею Ясухиро, сенсей сказал, что мой отец – мудрый человек. Он это повторял тысячу раз, мне даже надоело. Я согласился, посмотрел на сенсея, представил, кто кого поколотит, если что, и ушел домой в большом расстройстве чувств.
Вот, смотрю на досина Хизэши. Ну, тут тоже радоваться нечему.
– Хизэши-сан, вы отправили сообщение в службу Карпа-и-Дракона. Я здесь, чтобы выслушать вас.
– Прямо на улице? Давайте зайдём в лапшичную.
– Вы голодны?
– А вы?
Досин улыбнулся. Кажется, он тоже прикинул, кто из нас кого поколотит, и пришел к более утешительному выводу.
– Я, Рэйден-сан, со вчерашнего вечера ничего не ел. Возьмём лапши, я вам всё и расскажу. История мутная, сомнительная. Может, зря я вас вызвал. О, я вас угощу! Если перестарался с вызовом, вы уж не обессудьте…
– Спасибо, не надо. Я заплачу̀ сам.
– Как вам будет угодно.
Мне не хотелось с первого же своего дела быть обязанным осведомителю. Пускай всех обязательств – горсть медяков за уличную еду! Трудно привыкнуть, что ты в кои-то веки разжился монетой. Ещё труднее привыкнуть к тому, что твое жалованье на четырнадцать коку риса в год больше отцовского. Как говорится, где стража на заставе, а где служба Карпа-и-Дракона!
Поначалу я боялся, что отца это обидит, уязвит. Ничего, обошлось.
– Жди здесь, – велел я безликому Мигеру.
И громче, для мальчишек, которые уже вертелись вокруг, подыскивая нечистоты для метания:
– Кто тронет, пожалеет.
– Кыш отсюда! – поддержал меня досин. – Маску видите?
Мальчишки намёк поняли, сгинули.
Войдя под навес, мы взяли гречневой лапши. Я – с соусом цую, Хизэши – с «горными овощами[40]» в маринаде. Хозяин стелился перед нами, как новая циновка. Предложил саке за счёт заведения, но мы отказались. Я сперва приободрился, радуясь такому вниманию, выпятил грудь со служебным гербом, но быстро понял, что стелится хозяин перед досином. Ну да, фуккацу – дело далёкое, а полиция, она всегда за спиной, в затылок дышит. И взял с меня хозяин полную цену, а для Хизэши сделал скидку.
– Я вас слушаю, – напомнил я, когда мы сели подальше от уличного гама.
– Угу, – кивнул Хизэши.
С набитым ртом, живо работая челюстями, он ухитрялся говорить разборчиво и чётко. Мне бы так! Макая лапшу в соус, я кивал, отмечая факты. Значит, труп. Хорошая приправа к лапше! Обнаружен вчера на рассвете в переулке Тридцати Тигров. Голова разбита.
– Полагаете, его убили? Может, просто упал спьяну?
– Может, и так. От него разило саке.
– Вот видите! Труп опознали?
– Бродяга. Прозвище – Весёлый Пёс. В городе, согласно показаниям свидетелей, с начала года. Здесь его многие видели, ошибка исключена.
– Чем жил? Воровал?
– Вроде бы нет. Тихий был, смирный. Песни пел, шутки шутил. Истории рассказывал забавные. Подрабатывал, где придётся. Эй, Ючи!
– Что изволите? – откликнулся хозяин. – Подать саке?
– Ну, подай, – согласился досин. – Ты и мёртвого уговоришь.
– Подогреть?
– Не надо, неси холодное!
И спросил, когда хозяин подбежал к нам с двумя чашками и полным доверху глиняным кувшинчиком:
– Весёлый Пёс на тебя работал?
– А как же!
Хозяин ловко налил саке в чашку Хизэши. Свою я прикрыл ладонью, давая понять, что отказываюсь. Пить я не умею, быстро пьянею, а тут ещё с самого утра! Не хватало только напиться при первом же задании!
– Мне мукѝ привезут, бобов, яиц, редьки, а он тут как тут! «Ючи-сан, я разгружу?» Таскает, аж сандалии дымятся. Я его потом накормлю, напою. Медяк суну, если выручка есть. Славный был парень, жалко.
Жестом досин отослал хозяина прочь.
– Многим помогал, – он повернулся ко мне. Опустошил чашку, вытер рот платком. – Зря вы не пьёте, Рэйден-сан. Если в меру, для здоровья полезно.
– Мне чаю! – крикнул я хозяину.
– Если в меру, полезно, – повторил Хизэши, думая о чём-то своём. – А если не в меру… Весёлый Пёс был пьяницей, это каждый знал. Заводились деньжата – пропивал. Ходил без денег – клянчил выпивку. Гнали – уходил без споров. В драках не замечен. Зачем такого убивать? Несчастный случай, слепому видно.
Принесли чай.
– Тем не менее, – я вдохнул слабый аромат. Чай пах сеном и морем, – вы послали сообщение. Что-то вас гнетёт, Хизэши-сан. Что?
Досин налил вторую чашку саке.
– Я, Рэйден-сан, вчера заходил к торговцу Акайо. Весёлый Пёс у него чаще других трудился. Корзины с рыбой таскал, с осьминогами. Прямо от причала, люди видели. Я к торговцу зашёл, а торговец ко мне не вышел.
– Дома не оказалось? – предположил я.
– Оказалось. Но вышла ко мне его жена. Подтвердила, что знакома с Весёлым Псом. Сказала, что не видела его уже два или три дня. Я повернулся уходить, а в доме кричат.
– Что кричат?
– «Это я! Я!» Вот что, Рэйден-сан.
Это я, мысленно повторил я. Звучало глупо.
– Я жену спрашиваю, – досин прикончил саке, рот вытирать не стал, – кто, мол, кричит? Она смутилась, говорит: муж мой. Напился, говорит, буянит. Всё крушит, орёт, доставляет неудобства соседям. Вот, пришлось запереть,
