– Ширинов прислал за мной Маттиаса и Аурелиана. – Стейнер скорчил гримасу и тотчас вздрогнул от боли. – Потом явились солдаты, чтобы… – Он никак не мог подобрать правильных слов. – Чтобы выпроводить меня из кузницы?
Матриарх-Комиссар сделала паузу, прижала пальцы ко лбу – странный человеческий жест, совершенно не вяжущийся с угловатой маской.
– Ты решил, что солдат прислал Ширинов.
Это был не вопрос. Она лишь пыталась всё прояснить.
– Вот почему твои друзья оказали сопротивление. Они пытались тебя защитить.
Стейнер не надеялся на одобрение, но очень ждал, что она поймёт.
– Что с твоим лицом?
– Один из солдат постарался. Не уточняйте, который из них – для меня все они одинаковые.
– По состоянию на сегодняшнее утро пятеро из них находятся в лазарете.
– Они ранены? – Стейнер сглотнул.
– И очень серьёзно. А один – мёртв.
Юноша замолчал. Последствия драки кружили над ним, как страшная гроза.
– Кими жива?
– Пока да. – Фельгенхауэр вздохнула. – Я всю ночь отказывала солдатам в просьбах казнить её. Повезло, что она политзаключённая, иначе оправдания закончились бы уже несколько часов назад.
– Что с Ромолой?
– Она в соседней камере. Ты даже не представляешь, через что я прошла, чтобы Ширинов не заглянул к вам ночью.
Стейнер старался не думать о допросе Ромолы. Старался не представлять острые предметы, которыми пытал бы её Ширинов, добывая желаемые ответы.
– Погибший солдат станет теперь Огненным духом? – полюбопытствовал он.
Фельгенхауэр напряглась.
– Да. Как и Маттиас Жиров. Ведь это ты его убил?
– Я… – Юноша сглотнул, но не смог заставить себя ответить.
– Ты защищался, Стейнер. Зря Ширинов отправил их в кузницу. – Матриарх-Комиссар замолчала, и слова её повисли в ледяном воздухе камеры, затем она бросила взгляд в коридор.
– Не рассказывай никому об этом разговоре. Никому, понял?
Стейнер кивнул и повернулся к зарешёченному окну. Дракон всё ещё гневался на площади; огонь продолжал опалять поверхность статуи, подобно существу на амулете Кими.
– Меня казнят?
– Мне бы твоя казнь существенно облегчила жизнь, – призналась Фельгенхауэр. – Да и Ширинов был бы доволен. Но я найду тебе иное применение.
– Можно мне вернуться в кузницу к Тифу и Кими?
– Нет. Теперь ты будешь работать на меня, отвечать лично мне и прислуживать день и ночь.
Матриарх-Комиссар приблизилась. В кремово-малиновых одеждах она выглядела впечатляюще. И несмотря на весь этот хаос, глаза под маской выражали спокойствие.
– Идём. У тебя слишком много работы, чтобы тратить время на объяснения.
* * *Хотя Матриарх-Комиссар Фельгенхауэр крайне зловеще объявила о наказании Стейнера, реальность оказалась не такой уж страшной. Его комната находилась недалеко от её покоев на шестом этаже Академии Воды. Кровать оказалась мягче любой перины, на которой ему доводилось спать; на окнах висели тёмные и плотные шторы, сохраняющие в спальне тепло. Грохот металла сменился ветром, завывающим меж зубчатых вершин. Внутри нового жилища стоял массивный комод с одеждой, тёплой и не забрызганной кровью, чему Стейнер был несказанно рад.
В нескольких шагах от очага, где потрескивали брёвна, доски пола покрывала толстая овчина. Хотя юноша решил, что это лучшее место, где он когда-либо жил, беспокойство не покидало его.
Фельгенхауэр не оставила ему времени на размышления. Она сразу поручила Стейнеру несколько дел, слишком разнящихся с работой в кузнице: вскипятить воду для купели; поменять постельное бельё; принести блюда из кухни; подмести и протереть пол в кабинете, приёмной и коридоре за её пределами. Он начистил ботинки и отнёс одежду в прачечную в чёрных холщовых мешках. Эти многочисленные задачи раскрыли ту правду, о которой он раньше не подозревал.
– Вы ужинаете в одиночестве? – спросил Стейнер новую начальницу, складывая тарелки на поднос, чтобы вернуть их на кухню.
Фельгенхауэр сидела за столом в окружении огромной кучи бумаг, свитков, перьев и чернильницы.
– Ужинаю. Завтракаю. Обедаю, – призналась она. – Зоркому не дозволено раскрывать лицо.
– Как вам, наверное, грустно, – произнёс Стейнер, не подумав о том, что он говорит и кому.
Кузнец скучал по выщербленному столу, ужинам с отцом и Хьелльрунн и вечерам в таверне с Вернером.
– Будешь всю ночь там стоять? – прикрикнула на него Фельгенхауэр с ноткой раздражения.
– Вы даже другим Зорким не открываете лицо? – спросил он, стараясь избавиться от тоски.
– Особенно Зорким и солдатам. С этого проблемы и начинаются.
– Например?
– Неважно. Отнеси тарелки. Мне нужно заняться письмами. Затем ступай в комнату и почитай книгу, которую я оставила для тебя на комоде.
– Я… Э-мм… не умею читать, – признался Стейнер, ощутив знакомый жар от смущения на щеках. – Слова, они…
Именно в этот момент взрослые сделали бы пренебрежительное замечание о его мозгах или уличили в лени и бездействии. И не только взрослые, но и некоторые дети, особенно грамотные. Ему уже довелось слышать все варианты предполагаемых изъянов.
– Вот оно что.
– Слова… Мне сложно на них сосредоточиться.
– Прискорбно. Знавала я человека с подобной проблемой.
– В самом деле?
– Да, она была выдающимся Иерархом. – С глубоким вздохом Фельгенхауэр поднялась из-за стола. – Я научу тебя.
– Чему? – удивился Стейнер.
– Сольскому. От тебя будет мало толка, если так и будешь говорить на северном языке. Возвращайся, когда закончишь с делами.
С тарелками в руках Стейнер спускался вниз по бесчисленным ступеням Академии Воды. Всякий раз, проходя мимо кухни, он надеялся увидеть Максима полускрытым вёдрами с картошкой или мешками с мукой или дровами. Ни один из послушников не глядел ему в глаза, а приветствия встречали молча. Никто не отвечал на вопросы о Максиме и Ромоле. Лишь только шёпот слышался за спиной:
Маттиас.
Жиров.
Убийца.
Ширинов.
Стейнер рискнул вернуться в кабинет Матриарха, но нашёл его пустым. Он поднялся по лестнице на этаж выше, где солдаты поприветствовали его кратким кивком. Юноша подошёл к покоям Фельгенхауэр, но солдат осторожно преградил ему путь. Странно было видеть такую предупредительность.
– Не сегодня, парень. Она говорит с Марозволк. Велела никого не пускать. Лучше не беспокой её до рассвета.
Стейнер кивнул и побрёл дальше по коридору, периодически оглядываясь. Странные нынче времена: послушники его презирают, а солдаты раздают бесплатные советы. Он поспешил мимо своей комнаты к лестнице, откуда направился вверх на плоскую крышу Академии Воды.
Вид на площадь захватывал дух; с высоты восьмого этажа он напоминал глубокий кратер или ужасную пропасть. Сама площадь была устроена вокруг естественной впадины в скале. Долгим, тяжёлым трудом высекался плац в центре острова. Четыре академии на южной стороне площади стояли на страже, как огромные часовые. С этого ракурса казалось, будто дракон возвышался над сторожкой с противоположной стороны. Колдовской огонь золотистым светом озарял площадь, окна, опоры и дверные проемы.
Её строили двадцать лет.
Стейнер испуганно вздрогнул, понимая, что где-то поблизости находится Сребротуман. Кузнец медленно повернулся и заметил скользящего в его сторону Зоркого, в чьей серебряной маске отражалось чистое выбритое взволнованное лицо самого Стейнера.
Я никому не скажу, что ты приходил сюда.
– Спасибо, – пробормотал юноша.
Ему понадобилось время, чтобы увидеть собеседника сквозь танцующие блики серебряного света. Кремовые одежды и красный кожаный сюртук Сребротумана опускались почти до
