По правде говоря, это одно из моих любимых мест на острове.
Зоркий подошёл к краю крыши и протянул руку к парапету.
Отсюда кажется, что трудности принадлежат другим людям, маленьким людям.
– А Ширинов – один из них? – Стейнер сглотнул, изумлённый своим смелым вопросом.
На острове, помимо Огненных духов и послушников, живут и другие заключённые.
– Что вы хотите сказать?
Император способен на изощрённую жестокость. Он не всегда наказывает ножом да кнутом. Зная, в чём сила изгнания, он отправляет служить на остров вдали от семей.
– Ширинов здесь не по доброй воле, – сделал вывод Стейнер из призрачных слов, что раздавались в голове. – И Мертвосвет… э-мм… Хигир?
Хигир сломался в момент ухода сестры из Тройки. Да и вообще, он собирался с духом только рядом с ней.
– Вы говорите о Вьюге? Я не знаю настоящего имени.
Маска Сребротумана медленно кивнула.
Тебе многое известно.
Какое-то время они глядели на площадь и солдат, патрулирующих местность ленивыми кругами. Глаза Стейнера упали на сторожку и принялись искать Сумеречную бухту.
«Надежда Дозорного» оставалась на якоре, так близко и так далеко…
Вот почему Хигир и Ширинов тебя ненавидят.
Сребротуман подошёл ближе, и Стейнер ощутил жар от ореола света, окружающего Зоркого.
– Почему?
Ты защищаешь сестру, как когда-то Хигир стремился защитить Вьюгу. Ширинов ненавидит тебя по той же причине, пусть и преследует другие мотивы.
– Вы читаете мои мысли?
Давно.
– Так вы знаете…
Знаю о Хьелльрунн, Испытании, о броши и твоей жертве. Знаю, что ты из рода Вартиаинен. Мне всё это известно.
Сердце Стейнера сжалось от ужаса, и на секунду его охватило желание столкнуть Зоркого вниз на твёрдые булыжники. Сребротуман тотчас пригрозил пальцем в перчатке.
Нет необходимости в столь крайних мерах; твой секрет, секрет твоей сестры в безопасности.
Стейнер вздохнул с облегчением и отступил от парапета, отводя взгляд.
– Но вы – Зоркий, а Зоркие обыскивают земли в поисках детей с колдовской меткой. Это ваша обязанность. Зачем жалеть мою сестру?
На этом острове много заключённых, и не все из них послушники.
– Вы уже это говорили, – проворчал Стейнер, чувствуя, как с каждым загадочным ответом иссякает терпение. – Так я могу доверять вам? Ни единая душа не должна знать мою тайну. Ни Фельгенхауэр, ни Марозволк.
Что ж, можем договориться.
– Договориться? Мне нечего дать взамен. – Стейнер немедля подумал о башмаках матери и о том, как не хотел от них отказываться.
Секрет за секрет. Материальные вещи для меня ничего не значат.
– Вам мой секрет и так известен. – Юноша нахмурился. – Вы украли его из моей головы. Воровство – не сделка.
Одна рука Зоркого потянулась к другой, и на мгновение показалось, что Сребротуман сложит пальцы в жесте размышления, но нет – он стянул перчатку. Глаза Стейнера расширились от изумления: под тканью была не плоть и даже не оживший камень, а завихрения тёмного дыма.
– Вы – Огненный дух…
Теперь мы квиты.
– Но вы не работаете в кузнице? Почему?
Сопротивляюсь. Кую собственный путь вместо оружия.
В полном смятении Стейнер наблюдал, как Зоркий вернул перчатку на призрачную руку.
Теперь ты убедился, что не все заключённые на Владибогдане – послушники. Я здесь, потому что связан с Огненной пыткой. Фельгенхауэр – за проступки, известные только ей и Императору.
– А Ширинов?
Звук доспехов отвлёк внимание Сребротумана. На крышу поднялась пара солдат.
– Всё в порядке, Зоркий?
Мальчик не мог заснуть. Наслаждаемся видом. Ничего более.
Воины отсалютовали и вернулись вниз в Академию Воды.
– Почему вы открыли мне тайну? – прошептал Стейнер, бросив последний взгляд на площадь и статую дракона в центре.
Потому что, как и все заключённые, я хочу сбежать отсюда. И я чувствую, что ты способен провернуть побег, Стейнер. Я на тебя рассчитываю.
Они отправились назад в академию. Проводив его до комнаты, Сребротуман кивнул головой и молча ускользнул в ту часть острова, где проводил долгие ночные часы. Зайдя в комнату, кузнец принялся помешивать угли, протягивая руки к теплу. В голове кружили мысли; он обдумывал каждое сказанное слово. Владибогдан – не просто тайный остров, а остров секретов, погрязший в них, заполонённый ими.
Прошло немало времени, прежде чем Стейнер уснул, но память о призрачной руке Сребротумана всплывала в голове снова и снова.
25
Стейнер
«Ученики Академии Пламени слывут горячими головами, и дело вовсе не в ассоциациях. Они быстро обретают огненные нравы и ярый сопернический дух. Ярко горят они, правда, недолго. Обученный выпускник Академии Пламени по щелчку пальцев разводит огонь, изрыгает его подобно древним драконам, способен напускать облака удушающего дыма и нагревать металл кончиками пальцев. Но самая страшная их форма – живое дьявольское пламя, нашедшее приют в человеческом теле».
Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском СинодеСтейнер не находил красоты в сольском языке. Гортанное, грубое наречие резало слух, даже если слова выражали радость. Сольский отличался обилием «в» и «з», отчего казалось, что говорящий так и норовит проглотить слова. Письмо оказалось и того хуже. Стейнер ненавидел каждую букву незнакомого алфавита, щурясь над ними, пока от концентрации не начинала болеть голова.
– Произнеси слово «Vozdukha» по буквам, – велела Фельгенхауэр из-под маски.
Она вышагивала по комнате, пока юноша грелся у очага, устроившись на овчине. В его спальне из Матриарха-Комиссара она всегда превращалась в Фельгенхауэр. Пусть маска оставалась на месте, голос её смягчался, да и приказов становилось намного меньше.
– Меня уже тошнит, – фыркнул Стейнер.
Глубоко дыша, он попытался сосредоточиться на бумаге, чтобы не ошибиться.
– Ещё немного, – обещала Фельгенхауэр. – Ты хорошо справляешься. Старайся держать перо, как я показывала.
Матриарха больше беспокоило то, ка́к он писал, нежели что.
– Напиши слово «Plamya».
Стейнер не понимал причину, по которой она выбирала слова, пригодные лишь для использования на Владибогдане, но всё равно выписывал буквы на пергаменте.
– Теперь назови предыдущее слово, – велела Фельгенхауэр.
Юноша покачал головой.
– Не могу. – Он крепко сжал перо в кулаке. – Я не помню, хотя только что его написал. – Затем откинулся на спинку стула и уставился на пергамент с немым укором.
– Я так и думала. То же самое было и у иерарха. Она быстро забывала написанные слова. То, которое ты пытаешь вспомнить – «Vozdukha». «Воздух» на сольском.
– Столько премудростей с простым термином? – Стейнер ткнул перо в чернильницу и сложил руки.
Плечи Фельгенхауэр затряслись, и она подняла руку к лицу, желая прикрыть рот. Юноша понял, что она молча смеялась.
– Сольцы всё усложняют, – спустя миг ответила она. – Не только язык.
– Вы ведь не оттуда? Не из Сольминдренской империи? – Стейнер перевёл взгляд на Фельгенхауэр, пытаясь разглядеть личность за униформой и маской. – Не могу определить ваш акцент. Вы из Обожжённых республик? Откуда именно?
– Из Нордвласта, конечно, хотя и не распространяюсь об этом. Я не была там много лет и не собираюсь возвращаться.
– Но акцент? – спросил он.
– Император отправлял меня во все уголки континента, Стейнер. Я повидала Архивов остров с кипами старых счетов и соглашений; ходила по залам правосудия в Хлыстбурге и видела предателей, повешенных
