- Что? - спросил он.
- Пожалуйста, перестань говорить мне, что ты считаешь меня красивой.
- Я не говорил тебе, что считаю тебя красивой. Я говорил, что ты красивая. Есть разница, non?
- Non, - ответила она.
- Тебя это беспокоит? - Он шагнул назад и сел на кровать. Она поставила большую коробку на пол и встала перед ним.
- Вроде как, - сказала она. - По большей части из-за того, что я не привыкла к такому. Понимаешь, слышать подобное от мужчин.
- Не могу поверить. Все любовники, которые у тебя были...
- Есть разница, когда так говорит женщина, и когда говоришь ты.
- Почему?
- Не знаю. - Она посмотрела на него из-под своих густых длинных ресниц. Ее волосы были более волнистыми, чем обычно, и он представил, как зажимает одну прядь между пальцами и целует ее. - Но это так.
- Сэм? - Он положил обе руки на ее плечи и заставил посмотреть на него. - Ты же знаешь, что я хочу тебя, верно?
Она ничего не ответила, но медленно кивнула.
- Это не скоро пройдет, - продолжил он. - И, если тебя действительно тревожит тот факт, что я думаю о тебе в таком ключе, тогда мы не сможем работать вместе. Я не ... - Он сжал ее плечи, но затем убрал руки. - Я не хочу делать тебе больно или ставить в неловкое положение.
- Меня это не расстраивает, - ответила Сэм. - Кроме того, что мысль о том, что я причиняю тебе боль, делает больно мне.
- Поверь, причинение мне боли - не то, о чем стоит волноваться.
- Но я никогда не любила ни одну работу больше, чем эту. Мне нравится работать с тобой. Мне нравится то, что мы делаем. Особенно та часть работы, где мы превращаем жизнь преподобного Фуллера в кошмар.
- Все еще работаю над этой частью. Но мы доберемся до него. Рано или поздно.
- Знаю. Я верю в тебя. - Ее слова заставили его сердце воспарить.
- Ты должна простить меня. Я человек, который любит и мужчин, и женщин. И дай мне женщину, одетую как мужчина, и... - Кингсли замолчал. - Что это было за существо, искалечившее Супермена?
- Киска Луис Лейн?
- Криптонит, - ответил Кингсли. - Женщина в мужском костюме - мой криптонит.
Сэм улыбнулась, и эта улыбка превратила темную ночь в день.
- Если тебе от этого станет легче, - произнесла она. - Я скажу вот что. Если бы я решила попробовать с мужчиной, это был бы ты. Никто кроме тебя. Лучше?
- Гораздо. - Он не знал почему, но именно эти слова ему больше всего хотелось услышать от Сэм. Он обожал ее, любил ее юмор, ее игривость, то, как он заботилась о его доме, словно о собственном, заботилась о нем, будто он принадлежал ей. Это все, что ему было нужно услышать - если она решится попробовать с мужчиной, это будет он. Ему хотелось быть таким же особенным для нее, какой особенной она была для него.
- Хорошо. Но тебе действительно нужно перестать постоянно называть меня красавицей. Я и так достаточно тщеславна.
- Тогда я перестану говорить, - пообещал он. - Но думать не перестану.
- Ты красавец. - Она скрестила руки на груди. - Ты любого заставишь краснеть, и мужчину, и женщину.
- Ты перестанешь так думать, как только познакомишься с le prêtre. Он утирает нос всем мужчинам.
- Кто? Ох, священник? Он настолько горячий?
- Даже ты поддашься искушению.
Сэм пристально посмотрела на него, и он боялся, что она задаст вопрос, на который ему не хотелось отвечать.
- Что в коробке? - спросил он, прежде чем Сэм успела задать свой вопрос.
- Подарок для тебя, - ответила она. – В благодарность за эту работу.
- Ты не должна мне никаких подарков. Все, что ты сделала для меня, было подарком.
- Тогда ладно. - Она подняла коробку. - Оставлю их себе.
- Я не говорил, что ты можешь сделать это. - Он забрал у нее коробку. - Мое.
Он снял крышку и внутри обнаружил пару черных сапог до колен, блестящих кожаных, начищенных до блеска.
- Ты не можешь носить такой костюм без сапог. Я потрудилась и нашла для тебя самую идеальную пару. И, кстати, у тебя огромные ноги.
- Для мужчины у меня нормальные ноги. Если хочешь увидеть что-то огромное, тебе стоит взглянуть на...
- Твое эго?
- Exactement.
- Ты когда-нибудь носил сапоги для верховой езды? - спросила она, доставая сапоги из коробки.
- Я не езжу верхом. Во всяком случае, не на лошадях.
- Ну, эти похожи на гессенские. Они особенные, и к ним нужно немного привыкнуть. Тебе не нужно застегивать их, или шнуровать, или засовывать ноги в них как в ковбойские. Ты должен натягивать их. Хотя, как только поносишь пару несколько дней, они будут ощущаться как вторая кожа.
Сэм опустилась на колени перед ним.
- Что ты делаешь на полу? На тебе фрак.
- С вашего дозволения, милорд, - произнесла она, улыбаясь ему. - Считайте меня своим камердинером.
- Сколько любовных романов ты прочитала в детстве?
- Сотни, - ответила она. - Это единственный жанр книг, которые мама хранила в доме. Она прятала их от отца тщательнее, чем от меня.
- Ты впервые упомянула о своей семье, не поморщившись.
- Мы больше не близки, - сказала она, улыбаясь Кингсли. – Им не нужна такая дочь, как я.
- Если однажды у меня будет дочь, надеюсь, она будет похожа на тебя.
Сэм моргнула, словно невидимая рука ударила ее.
- Что? - спросил он, прищурившись на нее.
- Ничего. - Она взяла его лодыжку в руку. - Никто никогда не говорил мне такие вещи.
- Я больше никогда не скажу, - пообещал он.
- Хорошо. А теперь, толкай так далеко, как пойдет.
Кингсли уставился на нее.
- Свою ступню, - добавила она. - Толкай ступню.
- Ты извращеннее, чем я думал.
Кингсли толкнул. Сэм взяла две изогнутых палочки и просунула их в небольшие отверстия внутри верхней части сапога.
- Встань и протолкни ноги дальше, а я буду подтягивать. - Он встал. Она потянула. Сапог был надет. - Хорошо, еще один раз.
Тридцать секунд толкания, натягивания и поправления брюк, но затем все было готово, и Сэм, все еще на полу, села на пятки и осмотрела его с головы до ног.
- Черт подери, - сказала она.
- Хороший «черт подери»? - уточнил он.
- Самый лучший «черт подери».
Он протянул руку и помог ей встать. Взяв его за руку, она потащила его к зеркалу.
- Вот теперь это грандиозное зрелище. - Сэм прислонилась к
