Оба рассмеялись, а потом Питер сказал:
– Я окуня к Офелии выпущу. Мне кажется, ей будет интересно его погонять.
Пикси вылез из бейсболки, бочком, опасливо глядя вниз, перебрался поближе к Йонасу. Мальчишка усмехнулся, подставил ему раскрытую ладонь. Тот тут же забрался, сел, поджав тонкие ножки, и замер.
– Пит, ты хоть раз видел, как русалка ест? – спросил Йонас, глядя сквозь переплетение ветвей туда, где клонилось к закату солнце.
– Нет, а что?
– Гадкое зрелище. Лучше не смотри.
– Серьезно?
– Ах-ха. Они как невоспитанные дети: чавкают, изо рта все роняют. А еще башкой мотают, когда едят.
Питер вытаращил глаза, пытаясь сообразить, шутит Йон или говорит серьезно. Но про себя на всякий случай решил не подглядывать за трапезничающей Офелией.
– Йон, а собаку они съесть могут? – спросил он осторожно.
– Мелкую – запростяк. А что?
– Да у нас две недели назад Лотта сиганула в воду, вот глупая, – со вздохом начал рассказывать Питер. – Как раз когда ты с деревенскими стыкнулся. Мы с Офелией в мячик играли, собака и прыгнула за мячом. Я думал, Офелия ее утопит. И все думали. А она ее подхватила и к берегу принесла.
Йонас скорчил удивленную гримасу, поковырял свежее пятно на заношенной футболке с логотипом «Бавария Мюнхен». На другой стороне ручья за деревьями залаяла собака и тут же умолкла, окликнутая хозяином. Окунь сердито плеснул хвостом в ведре. Любопытный пикси пискнул и свесился с ладони Йонаса, крепко держась за его палец.
– Свалишься, – буркнул Йон и пересадил мелочь на плечо, где синепузый тут же уселся, вцепившись лапкой в воротник.
Питер поколебался, прикидывая, стоит ли рассказывать Йону все про тот случай до конца. Решил, что у друзей не должно быть секретов. И стыдливо выдавил:
– А потом примчалась Агата и ее отхлестала прутом. Думала, что она Лотту убьет.
Над ручьем повисла гнетущая тишина, нарушаемая только треньканьем крапивника в кустах. Йонас молчал, опустив глаза, лишь ковырял кору рядом с собой. Питер смотрел на друга и все пытался понять, о чем тот думает.
– Йон?.. – не выдержал он через минуту. – Скажи чего-нибудь.
– А чего сказать-то? – все так же глядя вниз, отозвался Йонас. – Она запомнит. И если вы это не поймете – вам крышка.
Он помолчал и спросил:
– Ты там был, когда ее били?
– Был, – упавшим голосом ответил Питер.
Йонас скривился, будто у него заболел зуб. Пикси поднялся на лапки, заглянул мальчишке в ухо.
– Лу, отвяжись! – раздраженно прикрикнул Йонас, дернув плечом.
– Как ты его назвал? – спросил Питер, желая сменить тему.
– Лу. Я думал сперва, что это девка, звал несколько дней Венди. А это мальчишка.
– Э-э-э… А как ты узнал? Он же это… без отличительных признаков.
– Интуиция.
– Дурацкое имя – Лу. Ему идет.
– Моего отца Луисом звали, – тихо сказал Йонас и отвернулся.
Питеру стало ужасно неудобно и стыдно. Аж загорелись уши.
– Прости, Йон. Я не хотел, – покаянно произнес он.
– Ты не знал. А Лу и впрямь дурацкий.
– Тетка к нему как относится?
– Никак. Я его прячу. Она же вой поднимет тут же. И если не пришибет его насмерть, то точно полиции настучит.
Пикси то ли улыбнулся, то ли оскалился – будто понял, что говорят о нем. Гордо выпятил округлившееся за неделю пузцо и протяжно запищал.
– Как тебе его удалось унести? – спросил Питер, разглядывая оттудыша. – Отлупцевали тебя знатно. Я бы точно после такого не встал.
– Я встал, но когда все уже ушли. – Йонас потрогал свежий шрам на виске. – А этот сам пришел потом.
– Это как?
– Ну… Я что – не рассказывал?
– Не-а.
– Да ну! Ладно. – Йонас отколупнул кусочек коры, скинул его в ручей. – Короче, я, когда с местными стыкнулся, мелкого отбросил в бурьян. Думал, он там затеряется, и все. А потом приковылял домой, огреб от тетки за все и разом, она меня к врачу отволокла, меня немного заштопали и оставили на ночь в клинике. Видимо, ждали, что у меня что-нибудь отвалится. А ночью я проснулся – он сидит на подушке. И как комар пищит. Жалобно. Я его пытаюсь разогнать, а он за меня паукашками своими тощими хватается и скулит. Я его дважды выпроваживал, а на третий раз сдался.
– Расчувствовался? – усмехнулся Питер и подул пикси в макушку; Лу радостно пискнул.
– Типа того. Сперва обрадовался, думал, что этот наконец-то ушел. Ну минут десять его нет, за дверью тихо. Хотел в кровать вернуться, а потом решил дверь приоткрыть и глянуть. Так, на всякий случай. А он на крыльце лежит. Как будто умер. Паукашки в стороны, крыло сломанное подвернуто. – Йонас помолчал, кончиком пальца пощекотал пикси пузо. – На него бы обязательно наступили. Ну я и… Ах-ха. Слушай, давай возвращаться? Мне еще в автомастерскую надо.
Они спустились по кряжистому стволу: один – кряхтя и боязливо нащупывая опору под собой, второй – ловко спрыгивая с одной толстой ветки на другую, и Питер спросил:
– А как Лу тебя нашел?
Йонас вытащил из кустов велосипед, приладил к нему самодельную удочку, вытряхнул в ручей оставшихся от рыбалки червяков.
– Пит, я тебе сейчас одну вещь скажу. Ты постарайся ее осмыслить, ах-ха?
– Слушай, давай без нотаций. Ты всего на год старше, а иногда ведешь себя как мои родители, – сказал Питер, стряхивая с рубашки и шорт кусочки приставшей коры.
– Ах-ха. Короче. Лу, видимо, нализался моей крови. Ее там на траве было предостаточно, нос у меня очень щедрый. Кровь людей для них – как открытая книга, они нас считывают. Знают, где мы. Читают мысли. Мне иногда кажется, что при желании они могут испытывать наши эмоции. Если они очень сильные. Устанавливается такая вот односторонняя связь. Ну Лу и решил избрать меня в папаши. Тебе помочь с ведром?
Питер кивнул. Йонас вытащил на дорожку его велосипед, подождал, пока друг обуется, привяжет к раме удочку и повесит на руль ведро с уловом. И только потом забрал свой велик. Шустрый фиолетовый пикси тут же перебрался на бляшку звонка.
– Выйдем на дорогу – сразу прячься! – сурово напомнил ему Йон.
– Слушай, а если человек попробует крови оттудышей, он начнет их понимать? – оживился озаренный идеей Питер.
– Ты предлагаешь мне укусить Лу? – расхохотался Йонас.
Пикси испуганно пискнул, обнял звонок всеми четырьмя лапками. Питер поглядел на него, представил себе, как Йон пытается укусить синепузого за «паукашку», и тоже засмеялся.
Дурацкая мысль, да. Но что-то в ней Питеру не давало покоя. Он думал о том, что сказал Йонас, пока мальчишки возвращались домой.
«Мама выполоскала платок, которым мне унимали кровь, в пруду. Выходит, Офелия теперь меня чувствует? Здорово. Если я буду при ней усиленно думать, что я ей не враг, она меня услышит! – размышлял он, толкая велосипед по дороге, ведущей через поле. – Мы с ней сможем подружиться. Интересно, а мысли она читает? Может, ее научить как-то общаться? Вряд ли, ее ума хватит только на игру в
