Незрелая рожь по обе стороны дороги качала зелеными колосьями. От предзакатного солнца тени мальчишек напоминали комиксных пришельцев: длинноногих, с такими же вытянутыми головами. Ведро с уловом на руле «мэдисона» мягко покачивалось в такт шагам Питера. Йонас насвистывал «Я помню тебя», пикси мирно дремал, обхватив звонок велосипеда.
– Йон, а Йон… – Питер дождался, пока друг поравняется с ним и спросил: – Можно откровенно?
– Ах-ха.
– Откуда ты столько про оттудышей знаешь?
Зеленые глаза насмешливо блеснули, Йонас присвистнул:
– Я же умный. Настолько, что в школу решил больше не ходить.
– Я серьезно.
Мальчишка состроил рожу, сплюнул в придорожную траву.
– Тогда такая версия: я умею здорово врать!
– Ага, спасибо. То есть мне выкинуть из головы всю ту хрень, что ты мне рассказал про оттудышей и кровь? – ехидно прищурился Питер.
Йонас мигом посерьезнел, поправил бейсболку, съехавшую на одно ухо.
– Пит Досужий Аж Тошнит, – с пафосом произнес он. – Ладно. Мы жили возле «пятна междумирья». Недалеко от Дрездена. Маленький научный городок, у него даже названия не было. Только номер. И оттудыши у нас появлялись регулярно.
– Ого. Секретные разработки?
Йонас кивнул и продолжил:
– Люди пытались их изучать. Искали способ общения.
Все очень хорошо начиналось, а потом все это закрыли. Оттудышей объявили поголовно опасными, работу ученых перевели в другое русло.
– Не изучение, а уничтожение?
– Ах-ха. Ну дальше не интересно.
Питер снова погрузился в раздумья.
«Угу. Значит, скорее всего, родители Йона были учеными. И погибли, когда эксперимент вышел из-под контроля, как в книжках часто пишут. Он как-то упоминал, что он остался сиротой благодаря оттудышам. Но…» – Йон, а почему ты их не ненавидишь? – спросил он.
– Кого? – отвлеченно отозвался приятель.
– Оттудышей. Я же знаю, что у тебя есть повод, чтобы…
– А у меня не получается, – перебил его Йонас.
Вроде и сказал он это вполне добродушно, но в его голосе Питер уловил странную нотку. Фальшивую. Нехорошую.
– Да ладно тебе, можешь и не рассказывать, – поспешил он закрыть тему и добавил: – Все равно это твое дело.
Йонас пожал острыми плечами, толкнул пальцем язычок велосипедного звонка. Тот тренькнул, разбудив Лу. Пикси зевнул во всю иглозубую пасть и, быстро перебирая тонкими лапками, по руке перебрался к мальчишке за пазуху. Друзья преодолели подъем в горку, вытолкали велосипеды на шоссе и не спеша побрели к деревне.
– Каникулы же, – вспомнил Питер. – Чем займешься?
– Подзаработаю, – мечтательно произнес Йонас, глядя на тонкие линии облаков в вышине над головой. – Стив берет меня в помощники на лето. Обещает научить мелкому авторемонту и всякой другой фигне.
– В карты играть на деньги? – улыбнулся Питер.
– Ах-ха! И курить! – Йонас сделал страшное лицо, рассмеялся и загорланил: – «Я помню тебя-а! Ты та, что воплотила мои мечты лишь пару поцелуев наза-ад!»[3]
– «И я помню колокольчик вдали, – пропустив куплет, присоединился к Йонасу Питер. – И как звезды падали…»
– «…голубым дождем, о-оу-у-у! – проорали они хором, вспугнув притаившихся во ржи перепелок, и, дурачась, продолжили: – Когда я помру-у, ангелы спросят, что я помню… Я скажу, что помню лишь тебя-а-а!»
Неуклюже ворочался в ведре пойманный окунь и десяток плотвиц, солнце опускалось за далекий горизонт, разливая золото по зелени лугов и бархату холмов. Пастух гнал в деревню овец, собаки радостным лаем собирали отбившихся от стада. Питер и Йонас горланили песни, весело пыля сандалиями, и наступающий вечер был напоен запахами цветущих трав, нагретого асфальта и потрясающим беззаботным настроением, присущим лишь теплым летним дням в начале школьных каникул.
Глава 13
С утра зарядил дождь. Как будто кто-то в вышине взял и заштриховал все планы Питера на прекрасный летний день простым карандашом. Капли обгоняли друг друга, размывая яркие краски мира за стеклом в скромную тихую акварель, на дорожке в луже сиротливо мок футбольный мяч. Под крышей дома монотонно курлыкали голуби. Бишоны бродили по дому за хозяевами и протяжно зевали от скуки. Агата с самого утра болтала по телефону с подругами и заливисто смеялась. Ларри и папа слушали по радио футбольный матч. Питер обычно присоединялся к ним, азартно болел за своих, но сегодня настроения не было. Он поднялся в оранжерею, посмотрел, как мама пересаживает орхидеи, посидел на подоконнике, наблюдая, как бегут наперегонки капли по стеклу.
– Мам, а почему орхидеи не могут просто расти в земле, как все остальные твои цветы? – спросил он. – У них воздушные корни, – бережно подкладывая кусочки измельченной коры в стеклянные сосуды с фаленопсисами, ответила миссис Палмер. – Это значит, что они не приспособлены к микромиру почвы. Воздушные корни впитывают ту влагу, что находится на коре деревьев, и в земле быстро пересыхают или загнивают. Или заболевают от бактерий, которые обитают в почве.
– Но теоретически они могут жить в земле, да?
– Теоретически да. Но им удобнее на стволах.
Питер понимающе кивнул и посмотрел в сторону пруда. Под ударами дождевых струй он больше не казался темным зеркалом. Скорее, гладким, монолитно-серым камнем. Мальчишка задумался: «Интересно, каким видит дождь Офелия? Что она считает небом: поверхность пруда или высокий свод над ним? Что она чувствует, когда в воду падают капли? Знает ли она, что такое дождь вообще? А вдруг в ее мире все по-другому?»
– О чем задумался, Пирожок?
– Наверное, об орхидеях, мам.
Оливия Палмер отряхнула руки об фартук, нагнувшись, прошла под широкими листьями высокорослых экзотов и присела рядом с сыном.
– Поделишься со мной? – мягко спросила она.
Питер на миг растерялся. Он не знал, поймет ли его мама, захочет ли слушать, не скажет ли, что так думать неправильно… но решил рискнуть.
– Ты знаешь, где жила Офелия до того, как попала к нам? – спросил мальчик, заглядывая матери в лицо. – Где ее поймали?
Миссис Палмер глубоко вздохнула, на лбу залегли морщины. Питер хорошо знал это выражение лица у мамы: так она делала всегда, когда ей требовалось время на обдумывание ответа. Или когда не хотела говорить то, что детям знать не положено.
– Я не знаю, милый, – развела руками мама. – И никогда не задавалась таким вопросом. Люди в большинстве своем не интересуются, откуда привезли фрукты, которые они едят, или какого цвета корова, молоко от которой мы берем в магазине. И это нормально, не так ли?
– Офелия – не фрукты. И тем более не молоко, – возразил Питер. – Задумайся, мам. Ты ведь знаешь, что нужно каждому твоему цветку, чтобы они росли и цвели, да? И не сажаешь орхидеи в землю, а лотосы – в кусочки коры. Хоть орхидеи и могут недолго, но прожить в земле. Значит, кто-то знал, что им нужно, и ты спросила. А Офелия? Кто спросил, что ей нужно, что она любит? Йон рассказал, что речные русалки любят текущую воду. А у нас просто пруд… и вода еле движется.
– Питер… – мягко попыталась взять разговор в свои руки миссис
