– Счастливого пути!
Сперва мальчишки ехали молча. Привыкали к жесткой скамейке, к тряске, к тому, что на ямах и кочках их подбрасывало так, что приходилось держаться руками за скамью и бак. Вода плескалась, на особо суровых изъянах дороги выливалась из отверстия в крышке. Кевин сидел, отодвинувшись подальше: боялся намочить пиджак. Питер с трудом дождался, когда грузовик выедет на шоссе с грунтовки, встал, и, балансируя руками, подошел к баку сбоку – там, где можно было заглянуть в отверстие в крышке.
– Питер, лучше сядь, – посоветовал Кевин. – Приедешь мокрым же.
– Сейчас.
Мальчишка встал на цыпочки, оперся руками об зазубренный металлический край бака и позвал:
– Офелия, ты в порядке?
Изнутри раздался глухой стук, словно русалочка ударилась об стенку своего временного вместилища, и на поверхность вынырнула пластмассовая куколка. Тут же из воды высунулась белокожая тонкая рука с полупрозрачными полулуниями перепонок между пальчиками и ловко утащила игрушку под воду.
– Похоже, она в порядке, – бодро сказал Питер и вернулся на место.
– Наверное, ей страшно, – предположил Кевин. – И в той большой цистерне было бы куда уютнее. Этот бак похож на гроб, бр-р-р!
– И ей в нем через полстраны ехать, – сказал Питер.
– Это сколько по времени? Часов шесть?
– Если без остановок, то да. Я вчера смотрел по карте. От нас до Бирмингема двести миль. Ты взял с собой чего-нибудь поесть?
– Да, мама нарубила мне бутербродов. А вот воды не дала.
Питер усмехнулся:
– Воды у Офелии попросим. Кев, я рад, что ты едешь со мной. Честное слово, рад.
Мальчишки ударили по рукам, и Кевин затарахтел:
– А я скучал! Эти летние каникулы такие длинные и дурацкие, когда ты один! У меня были только книжки. Бабушка еще конструктор подарила. Такой, с радиодеталями. Я так и не смог ей сказать, что играл в него, когда мне было лет семь. Скукота, Палмер! В газетах ничего интересного, кроме рассказов о том, как его величество Георг Шестой с семьей путешествовал в Европу. Ни одного несчастного случая, ни одного научного открытия…
– Слушай, ты про научные открытия журнал покупал, – вспомнил Питер. – Недели две назад. Может, чуть больше.
Кевин снял очки, подышал на стекла, протер их здоровенным клетчатым носовым платком.
– В мире каждый день происходит уйма всего! – изрек он важно. – А я читаю об этом только в журнале, который выходит раз в месяц! Питер, это нечестно! Я юный пытливый ум, мне надо больше информации!
– Зачем? У тебя голова лопнет.
– Ну что ты как Йонас! – фыркнул Кевин. – Я собираюсь стать великим ученым, продолжателем дела Теслы! А вы про «голова лопнет» оба заладили… Ох… Прости, что я так про Йонаса…
Питер с трудом удержался, чтобы не пихнуть приятеля в плечо и сказать: «Кев! Да что ты извиняешься? С Йонасом все в полном порядке!» – но вовремя прикусил язык и отделался кивком.
– Ко мне тоже полиция приходила, – помолчав, проговорил Кевин. – Мама и бабушка перепугались. Отец на работе был, а то потом задал бы мне трепку.
– За что? – спросил Питер, глядя на проплывающие позади грузовика лесопосадки и крыши сельских домов.
– За то, что я знаюсь с немцем. У него принцип.
– Дурацкий принцип, – поморщился Питер. – Нет плохих наций, есть плохие люди. А Йон вообще по маме англичанин.
– Не знал, – удивился Кевин. – Я думал, он просто немецкий беженец. Он ничего о себе не рассказывал. Кто его родители?
Отвечать на подобные вопросы не хотелось. Как будто Питер был последней защитой тайны своего друга. И каждый честный ответ делал бы Йонаса все более и более уязвимым.
– Нет у него родителей, – вздохнул он и поплотнее запахнул куртку.
– Хороший он малый, – сказал Кевин траурным голосом; в воздухе повисло непроизнесенное слово «был».
– Кев, я тебя прошу: не надо некрологов, – не выдержал Питер. – Йонас жив. Я в этом уверен.
– И где он тогда?
Кевин смотрел на него так, будто догадывался, что Питер скрывает от него что-то важное. Потому Питер пожал плечами и опять пошел заглядывать в бак.
– Офелия, ты как там? – позвал он, склонившись над водой.
Мелькнул в темном нутре светлый блик, и вот уже над водой показалось лицо русалочки. Выглядела она напуганной, прижимала уши.
– Привет, – помахал рукой Питер. – Видишь, я тут. Как обещал. Я с тобой.
Она вынырнула по плечи, огляделась по сторонам. Увидела мелькающие позади грузовика дома, повела носом – и заметалась, хватаясь за край крышки слабыми пальчиками.
– Эй-эй! – заволновался Кевин. – Ты только не выпрыгни! Питер, она не сиганет?
– Нет.
Питер обошел бак, встав между Офелией и пугающей ее картиной. Протянул руку, коснулся мокрых белых волос, провел пальцем по сложенному ушку.
– Не бойся. Ты же наверняка путешествовала по своей реке раньше, да? Это как будто бы мы плывем по реке. Как будто. Как куколка – как будто человек, помнишь?
Русалка приподняла уши, совсем по-человечески кивнула и протянула мальчишке игрушку, подаренную Агатой.
– Вот, точно! – заулыбался Питер. – Ты смотри на меня, я же не боюсь. И тебе не надо.
– Как ты ей все объясняешь?
Кевин подвинулся поближе, поправил очки, с интересом рассматривая Офелию. Та обернулась на него, склонила голову, любопытствуя.
– Она понимает куда больше, чем кажется, – ответил Питер. – Просто она мир воспринимает через ощущения, вкус, касания. Йонас правду рассказывал. И про кровь тоже. Офелия читает не то чтобы мысли, но образы.
– Ей для этого кровь нужна? – нахмурился Кевин.
– Не думаю, что это обязательно. Можешь просто позволить себя потрогать.
– Не, Питер, я не думаю, что это хорошая идея, – потряс кудрями Кевин. – Мы тут одни, а вдруг она меня в воду утащит?
– Ты не похож на рыбу – это раз. И она не чувствует от тебя угрозы – это два, – терпеливо пояснил Питер. – Но раз ты дрейфишь, что уж там.
Офелия осторожно взяла мальчишку за руку, словно показывая Кевину: гляди, мы так делаем, это совсем не страшно. Подержалась, повела носом, пробуя на вкус пахнущий пылью и выхлопными газами воздух, оскалилась.
– Гадко пахнет, ага, – подтвердил Питер. – Если тебе неуютно – спрячься. А мы с Кевом тебя поохраняем.
Тихонько плеснула вода, скрывая русалочку. Грузовик тряхнуло, и Питер чуть не кувырнулся. Спасибо Кевину: он вовремя перехватил приятеля под локоть. Мальчишки устроились на скамейке, прижавшись друг к другу. Кевин снял очки, пристроил их в сумку через плечо.
– Ты как хочешь, Палмер, а я посплю. Меня эта качка убаюкивает, – зевнув, сообщил он.
Питер угукнул, привалился в угол к пыльному брезенту и доскам, и пять минут спустя мальчишки мерно засопели во сне.
Разматывалась из-под колес серая лента дороги. Проплывали мимо поселки, городки, мосты, железнодорожные пути с юркими поездами, указатели, стада овец и коров. Офелия несколько раз выныривала, оглядывалась сперва на спящих ребят, а потом подолгу смотрела за борт грузовика. Она чувствовала близость рек, звала воду, тянулась к ней, но
