Юноша бросал трупы в этого монстра, уклоняясь от следующего кислотного выброса. Он нанёс удар по коленному суставу ближайшей ноги. Сабля прорезала кожу и мышцы, но при встрече с хрящами и костями клинок остановился, сила удара отбросила его руку и заставила зверя-убийцу завопить от сильнейшей боли.
Юноша попытался выдернуть оружие, но оно согнулось в руке и, в конце концов, разломилось на две части. Он отшатнулся назад, сжимая обломок сабли в момент контратаки монстра. Еще одна гигантская конечность, на этот раз оканчивающаяся широкой тройной ладонью, вцепившись, впечатала его в землю. Тварь провернула этот трюк несколько раз. У Мортариона зазвенело в голове, и он потерял концентрацию. Он воткнул осколок сабли в монстра, и оружие скрылось от его глаз. Мортарион крутился вокруг, пытаясь поймать свой пистолет за прикреплённую цепь, но бешено швырявший его зверь-убийца не давал это сделать. Следующий удар был нанесен с такой силой, что погнул его броню и сломал кость. Голову Мортариона вдавило в землю, его рот и горло наполнились пеплом от костров Хетемре. Юноша был силён, пожалуй, сильнее любого низшего или чемпиона Владык. Он был силён, но не непобедим. Пепел душил его, вытягивая воздух из мощных лёгких. Напряжение от сильных эмоций потрясло его, мимолётный момент, в который он почувствовал страх. Эта эмоция не была ему чуждой. Благодаря своей феноменальной памяти он помнил букет этого напитка, помнил то, что едва ли мог когда–либо понять с того момента, как покинул пространство некоего подобия лона. Страх, незнание и непонимание таились именно в воспоминаниях. Он не знал, кто он и зачем находится здесь. Тоскливое, обескураживающее одиночество. Мортарион сделал то, что делал всегда: использовал это топливо, поддерживая свою волю к жизни. Он не погибнет. Слишком много вопросов оставалось без ответа, слишком много в его происхождении белых пятен. Тень смерти пришла сюда не за ним. В данный момент она была его опекуном.
Борясь с чудовищным давлением когтей убитого зверя, Мортарион пытался вдохнуть ещё раз, чтобы задержаться в этом мире ещё на мгновение. И тут он увидел свет. Золотой свет, заключенный в клинке массивного ятагана, что горел ярче, чем истина. Сабля рассекла воздух с оглушительным свистом, и он понял свою ошибку. Великолепный, совершенный оттенок исчез, и зависшее над ним оружие оказалось просто чем–то ржавым и проклятым. Сердце юноши замерло, когда он понял, что сегодня провалил испытание. Лезвие отсекло конечность, удерживающую его, и давление исчезло. Мортарион вскочил на ноги, откашливаясь от пепла, который чуть было не задушил его. Он увидел, как орудие нанесло еще один жестокий удар. На этот раз ятаган разрезал монстра и выпустил его внутренности наружу, в туманный день. Предсмертный крик зверя-убийцы был жалким детским воплем, эхом, отразившимся от склона горы. Пока он утихал, огненные клочья летели среди чёрных клубов дыма, выбрасываемого из башен танков-сталкеров, поднимавшихся с горного хребта. Остатки отряда убийц Владыки Хетемре были разорваны на части, та же участь постигла нескольких големов Мортариона — они были слишком медленными и не могли покинуть зону поражения. Юноша обернулся, зная, кто сейчас стоит за ним. В воздухе витал отвратительный запах ночных одежд его приёмного отца.
— Мальчик, — протянул Некаре, величайший из Избранных Барбаруса, Верховный Владыка, — ты разочаровываешь меня, — слова презрительно сочились из его рта.
Достаточно высокий, чтобы смотреть сверху вниз на стройную фигуру Мортариона, Владыка был похож на кусок обгоревшего угля, которым обычно рисовали безумцы. Он был одет в плащ с капюшоном из парусины, такой тёмный, словно он поглощал весь свет вокруг себя. Мёртвая плоть рук и лица Некаре была кошмарной и чуждой. Если его предки и имели какое–то родство с людьми, то теперь эта история была выжжена и забыта. Некаре был чудовищен, как и все остальные Владыки этого мира. Вселенная решила выразить всю полноту слова «жестокость» в живом и дышащем существе. Огромный ятаган, разрезавший монстра надвое, исчез в складках его одежды, хотя казалось невозможным вложить в ножны оружие такого размера. Владыка сделал шаг вперёд без особых усилий, словно скользя по выжженной земле. Даже этот простой поступок был ниже его достоинства.
— Сколько ещё раз я должен спасать тебе жизнь? — Некаре никогда не уставал задавать этот вопрос Мортариону. Юноша слышал его после того, как мальчиком был брошен в яму с голодными псами прежде, чем научился ходить. Он задавал этот вопрос, когда раздел Мортариона догола и приказал ему карабкаться по самым крутым скалам во время кислотной бури. Он задавал этот вопрос, когда заставил его мальчишкой убить голыми руками легион големов, а потом ещё один. Некаре всегда осуждал и насмехался. Владыку никогда не удовлетворял ответ.
— Я не нуждался в помощи, — ответил Мортарион, сплёвывая пепел на землю. — Я вполне способен убивать в одиночку.
Некаре выгнулся дугой и наклонился ближе, и юноша почувствовал, как страница медленно переворачивается к новой сцене в этой пьесе.
— Ты не заслужил такого права, сынок. Ты никогда не осмелишься исчезнуть из моего поля зрения, запомни это.
