Вечеринка удалась, к нарезанной колбасе с сыром и селедке с луком гости принесли отварную картошку, котлеты и солидный кусок сала с прожилками. После первой рюмки гости-соседи потребовали рассказать о войне и выслушали историю о советских огнеметных танках, выжигавших финские укрепления, словно соломенные шалаши. Почти правда, учитывая эффективность термобарических зарядов.
Постепенно застолье перешло в следующую фазу, когда общий разговор разбился на беседы по интересам. Мужчины постарше вспоминали войну двадцать шестого года, когда сумели отогнать финнов от Петрозаводска, но выбить с севера Ладоги уже не хватило сил. В региональных войсках должности младших и средних командиров занимала милиция, поэтому большинство говорили об армейских учениях.
Женщин всех времен и народов интересуют мода, еда, деньги и последние сплетни из жизни знаменитостей. Вот тут Костя навострил уши. При советской власти люди жили плохо и нуждались буквально во всем. Ага, как бы не так! Известная чулочная фабрика, что на Обводном, оказывается, частная! Завод металлопосуды на Садовой, тоже частный, и таксомоторы частные! Коммерческие магазины и рестораны с прочими ателье входили в состав ЛенПО[81], проще говоря, были частными или кооперативными.
К девяти вечера на стол поставили двухкилограммовый торт, и разговор под чай снова стал общим. Мужчины разлили по рюмкам коньяк, женщины сладкое и тягучее вино «Узбекистон», но выпить не успели. Входная дверь нарочито громко хлопнула и следом послышался недовольный баритон начальника политотдела:
– Празднуешь? Соседей собрал, да? А меня игнорируешь?
Костя чуть не уронил рюмку и невнятно ответил:
– Как-то неудобно звать к столу большого начальника.
– Ты собираешь не начальников, а соседей! В наказание пойдешь ужинать ко мне!
Мужчины понимающе переглянулись, а женщины заторопились на кухню мыть посуду. Делать нечего, надо идти, отказ равнозначен приговору к расстрелу, и Костя понуро пошел за соседом. Вопреки нежеланной встрече с любвеобильной Катенькой в комнате за накрытым столом сидела незнакомая девушка.
– Моя доченька Серафима, – представил незнакомку Ефим Наумович. – Студентка третьего курса политеха.
– Учусь на авиастроительном факультете[82], – добавила девушка.
– Вот как? – удивился Костя. – Даже не догадывался о существовании такого факультета.
– Старейший в мире! Основан по приказу Витте одновременно с авиамоторным факультетом!
– Молоды еще для обсуждений событий времен царского режима! – вмешался Ефим Наумович. – Садитесь за стол.
Девушка принесла с кухни второе и разлила по рюмкам коньяк, а хозяин произнес тост:
– За нашего героя! Молодец, показал в боях пролетарскую зрелость и пролил кровь в борьбе с мировой буржуазией!
Костя до этого немало выпил и сытно поел, поэтому последующие рюмки лишь подносил к губам и вяло ковырялся вилкой в тарелке.
– Ты чего это филонишь? Или наше угощение тебе не по нраву? – недовольно заметил Ефим Наумович.
Переедать на ночь хуже любого наказания, а чрезмерная выпивка чревата тяжким похмельем с головной болью на весь грядущий день. Надо как-то увильнуть, и он сумрачно ответил:
– Комиссия партконтроля напрочь испортила настроение.
– Тебе? Ты у нас без году неделя.
– Обвинили в буржуазном происхождении и желании подорвать единство пролетариата.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи все подробно.
Он рассказал, подробно и честно, утаив лишь то, что о взносах не имел понятия. Если финские коммунисты вносили деньги в партийную кассу, то подобное незнание чревато тяжкими последствиями.
* * *Ефим Наумович внимательно выслушал, затем выпил рюмку коньяка и положил перед Костей двойной листок из школьной тетради:
– Пиши рапо́рт на мое имя!
– О чем писать?
– Как о чем? Комиссия партконтроля пыталась тебя оклеветать! Ты обязан защитить свое имя честного коммуниста!
– Но рапо́рты у нас не пишут.
– Ты прав, сухопутным морскую душу не понять, пиши докладную записку, – немного подумав, согласился Ефим Наумович.
– Никогда прежде ничего подобного не писал, – попытался отвертеться Костя.
– Не беда, я внимательно слушал и смогу надиктовать содержание с правильными формулировками.
Началось с мудрой политики партии под руководством товарища Сталина, а закончилось перечислением постановлений политбюро и решений восемнадцатого съезда партии. Из двух листов текста сама суть заняла не более четверти странички и выглядела настоящим обвинением в антигосударственной деятельности. Успокоив себя мыслью, что троица реликта борьбы с происками буржуазии отделается изгнанием из парткома, Костя расписался и передал кляузу Ефиму Наумовичу.
– Вот и чудненько, мы их прижмем к ногтю! – воскликнул тот и налил полный стакан коньяка. – За народную власть!
– Они примкнувшие, все трое выходцы из семей потомственных интеллигентов, – пояснила Серафима.
– Разве интеллигенты не могут вступать в партию? – удивился Костя.
– Могут, но они неспособны понять пролетариат.
– Вот именно! Катьку застукали в постели с артистом, а меня обвинили в разложении семьи! – воскликнул Ефим Наумович.
– Она часто встречалась с сотрудниками Германского консульства, и ваш отдел давно за ней присматривал, – добавила Серафима.
– Шалава! Подстилка! Из-за нее комиссия партконтроля хотела исключить меня из партии! Меня!
– Папа по-быстрому развелся и написал заявление о ее сотрудничестве с германской разведкой.
– Пятьдесят восьмая статья! Десять лет без права переписки, и партконтроль заткнулся. – Ефим Наумович сновал налил полный стакан коньяка.
– Все по справедливости, за свои поступки надо отвечать, – назидательно заявила Серафима и залпом осушила рюмку.
Круто! Обычная семейная разборка выходит на уровень партийных чиновников, и ни в чем не повинный муж становится козлом отпущения! Видите ли, он не проводил с супругой надлежащей политико-воспитательной работы. Дурь беспросветная! Супруги могут ругаться сколько угодно, но если ночь их не помирит, то никакие парткомы не помогут. Тем временем Ефим Наумович пьяно засопел и уронил голову на стол, и Костя тихо сказал:
– Конец банкета, пора уходить.
Но Серафима поняла его по-своему:
– Не сегодня, надо папу уложить, и посуду немытой нельзя оставлять. Возьми с собой тарелку холодца, нам столько не съесть.
Зачем? У него ледник забит своими продуктами! Пришлось придумывать отговорку, и Костя с серьезным видом попросил:
– Лучше дала бы газеты, месяц ничего, кроме приказов, не читал.
– Ой, а я не знала, куда их деть! Накопились с прошлого года, а выбрасывать нельзя.
Ну да, по нынешним временам за газеты на помойке или в туалете можно запросто огрести серьезные неприятности. Девушка торопливо собрала ворох прессы, включая журналы, и Костя вернулся к себе с огромной стопкой и тарелкой холодца сверху.
* * *Ленивое февральское утро с поздним рассветом поставило вопрос: «Чем заняться?» В кровати он уже належался за время лечения, водные процедуры ограничены не подсохшими шрамами. Нехотя одевшись, Костя пришел на кухню, где на столе громоздилась стопка газет со вчерашним холодцом на вершине. Готовый завтрак! Отдирая прилипшую к тарелке газету, обратил внимание на таблицу статистического отчета за прошлый год. Невероятно, сталинский режим дружит с индивидуальным и артельным предпринимательством.
Сухие цифры государственной статистики указывали на долю
