— Меня это тоже весьма огорчает, — развел руками Давыдов, — но на человеческой природе прогресс не сказался никак. Мы по-прежнему самая опасная и жесткая разновидность человекообразных обезьян. Что еще?
— Нравственность, — сказала женщина с выражением обиженной невинности на лице.
Она сидела за небольшим столиком у самой стены и несла свою обиду на окружающий мир, как атлет несет факел с олимпийским огнем: с гордостью и чтоб все видели.
— И снова вынужден вас разочаровать, — Денис вежливо улыбнулся, чтобы не усугублять душевные раны дамы. — Нравственные императивы нашего общества христианские, тут даже большевики ничего не смогли изменить. Но откуда христиане взяли заповеди, по которым должно жить общество? Все эти «не убий», «не возжелай», «не прелюбодействуй»?
— Ветхий Завет! — отозвался тот же голос из зала и на этот раз Давыдов успел заметить говорившего — мужчина лет сорока — сорока пяти, со смутно знакомым лицом и большими залысинами у висков.
— Совершенно верно, — кивнул Денис. — А что такое Ветхий Завет, если не часть Пятикнижия? Сколько лет назад написана Тора? Больше 5000? А мы все еще пользуемся нравственностью со скрижалей, которые вручили Моисею, — и ничего? Годится? Понимаете, со мной можно спорить о деталях, но по сути я прав. Человек сегодняшний от человека двухтысячелетней давности не отличается ничем. И не важно, кто у меня главный герой — царь Ирод или Васыль с Троещины, если нравственные проблемы, которые они решают, схожи. Просто образ Ирода дает возможность создать эпическое полотно, с замахом на вечность, а учитывая тематику моих прежних романов, Ирод мне даже роднее…
— Дочекалися… — перебила Давыдова пани Лариса, кривя нарисованный рот. — Дочекалися ми з вами, любі друзі! Ірод йому рідніший! Я щось не розумію, пане Денісе, якщо Ірод вам такий рідний, то що ви тут у нас робите?
Давыдов посмотрел на гостью, как солдат на кусачую вошь, но пробить такую броню оказалось невозможно.
— Це дуже велике лихо, любі мої, якщо відомий письменник не може визначитися з тим, хто йому по-справжньому близький, а хто ні! Пробачте, пане Давидов, але навіщо нам, українській спільноті, якийсь там Цар Іудейський?
— Це ви до мене звертаєтесь? — спросил Денис, переходя на украинский.
Он оглянулся и покрутил головой для убедительности, чувствуя, как его от пяток и до макушки наполняет веселая злость. — Чи до когось іншого? Та чому від лиця української спільноти?
— Пан письменник розмовляє мовою? — вступил в разговор Родионов, лениво перекатывая слова за модно небритыми щеками. — Оце дива так дива! На жаль, я не пам’ятаю жодної твоєї книжки на мові. Чому так, Денисе? Чи про це недоречно зараз питати?
Он кивнул в сторону плаката с профилем Ирода, висевшего на стене.
— Може, треба питати, чому цей твір не івритом? Пан володіє івритом, так?
— Пожалуй, перейду-ка я на русский, — сказал Давыдов, глядя Родионову в глаза. — Чтобы нюансы не ускользнули от человека, окончившего среднюю школу в Забайкалье. Я, господин Родионов, могу говорить на четырех языках свободно, еще на трех так, чтобы меня с горем пополам понимали. Сам на слух беру почти все славянские и, если со мной говорить медленно, смогу разобрать, чего от меня хотят испанцы и португальцы. Теперь медленно по слогам, как писатель — человеку, который о писательстве не имеет и понятия. Знать язык и писать на нем хорошие книги — разные по сложности задачи. Это как иметь скальпель и уметь делать им операции. Я понятно объясняю, Валентин? Поэтому вы сами догадайтесь, на каком древнерусском месте я крутить хотел ваши советы и претензии!
Родионов удовлетворенно кивнул головой. Он явно ждал, когда Давыдов полезет в бутылку, и дождался, но еще не знал, что недооценил врага.
— Минуточку, — Новицкий встал с микрофоном в руках. — Чтобы почтенная публика могла разобраться, что за междусобойчик сейчас происходит, представлю присутствующих. Дорогие читатели, у нас в гостях депутат от партии «Вільність», член политсовета партии…
— Он не член политсовета… — поправил его Давыдов негромко.
Замысел Давыдова был прост до «не могу».
Пани Лариса настолько привыкла к провокациям, что без них начинала себя плохо чувствовать. Эпатаж был частью ее политического имиджа, и она умела держать удар как никто. Фактически, вызывать огонь на себя было ее функциональной обязанностью.
Родионов на любые нападки реагировал со спартанским спокойствием — его скандал мало волновал. Бизнес есть бизнес, не более того. Он — боевое крыло, кто больше заплатит, того и тапки! В этих случаях важна репутация, и Валентин мог позволить себе публично «закошмарить» оппонента, но никак не выглядеть шутом.
Но вот Богдасик…
Богдасик как публичное лицо небольшого ума любил покрасоваться перед камерами и продемонстрировать эго. Для него удар по самолюбию болезненнее, чем удар по яйцам.
Давыдов с удовольствием бы врезал Цимбалюку по яйцам, но сегодня цель у него была другая.
— Он не член политсовета, Алекс, — продолжил Давыдов и подмигнул Богдасику. — Он его мозг…
— Прошу прощения, — кивнул Новицкий, сохраняя серьезное выражение лица. — Тут меня поправили! Не член… Мозг политсовета партии — Богдан Цимбалюк…
Зал взорвался хохотом, потом раздались аплодисменты. Цимбалюк пошел красными пятнами, как школьник корьевой сыпью.
Новицкий поднял руку, привлекая внимание публики.
— Здесь присутствует также бывший депутат Верховной Рады от партии «Вільність» Лариса Дорошенкова и руководитель общественного корпуса «88» Валентин Родионов. Поэтому наша встреча сегодня может приобрести несколько политизированный оттенок.
— Ніякої політики, — прошипел пятнистый от злости мозг политсовета, которого уже несла волна жгучей ненависти к насмешникам, — чисто людське питання. Якщо жид пише про жидів та для жидів — це зрозуміло. Але тут, шановне панство, інша справа — росіянин, який вважає себе українцем, пише російською про древніх жидів та має наглість годувати цією поганою стравою українців. Дивні асоціації маєте, таварищ Давидов, якщо нас, сучасних українців, порівнюєте з вашими викопними невдахами-родичами. Кому зі справжніх патріотів цікаві твої хворі висєри, москалику?
На Цимбалюка были направлены две телевизионные камеры и с десяток мобильных телефонов, но разошедшегося Богдасика мог остановить только выстрел в лоб, а пистолета у пани Ларисы с собой не было. Пани Лариса сама была не подарок и зачастую несла такое, что счетчик на ютубе разогревался докрасна.
