— У нас пассажиры, — рядом примостился Юкша, пират настолько тощий, что казалось непонятно, как у него хватало сил поднимать свой любимый огромный топор. Но управлялся им Юкша при этом мастерски. — Видел?
— Нет, не видел, — показалось или действительно на лезвии появилось пятнышко ржавчины? Арон нахмурился и поскреб сомнительное место ногтем. Можно забыть смыть чужую кровь с себя, но не с оружия. Что меч, что ножи всегда должны быть в идеальном состоянии.
— В смысле, пассажирки. Красотки! Груди у них во!
— Хм? — убедившись, что ржавое пятно ему почудилось, Арон в последний раз протер лезвие масляной тряпкой и убрал в ножны. — Какие еще груди? Или кухарь опять протащил на корабль девок из борделя?
— Вот такие груди! — Юкша показал на себе нечто, напоминавшее по размеру две дыни. — Кухарь не причем, они сами. Да вон одна из них идет, глянь!
Высокая, для женщны так вообще очень высокая. Арон прикинул, что ростом она будет как раз с него. Но при этом с настолько точеной фигурой, что, раз взглянув, оторвать взгляд удалось с трудом. Длинные стройные ноги, широкие бедра, узкая талия и высокая пышная грудь. Не дыни, изображенные Юкшой, но вполне, вполне…
Одета пассажирка была по-мужски, в брюки и рубашку, и отменно вооружена. Широкополая шляпа скрывала цвет и длину ее волос и затеняла верхнюю половину лица.
— На стоянке в Кьеге поднялись, трое их. Капитан с ними еще раскланивался, будто с принцессами какими-то, — заговорщицким полушепотом сообщил Юкша. — Скажи же, хороша?
— Хороша, — согласился Арон.
Женщина встала на носу судна, вглядываясь в горизонт, где скоро должен был показаться самый южный из островов архипелага Кашимы, и не обращая внимания на жадные мужские взгляды, направленные в ее сторону. Арон знал лишь несколько типов женщин, настолько уверенных в себе, но жрице Льда здесь взяться было неоткуда, дочери Земли не любили путешествовать по морю, а магичке проще было использовать портал, а не подниматься на борт пиратского корабля. Значит…
— Пойду познакомлюсь, — решил Юкша и начал вставать, но его опередили. Могучий рыжий бородач, отзывавшийся на прозвище Гарпун, и его мелкий прихвостень, Такач, первыми подошли к незнакомке. Ветер уносил слова в другую сторону, но по выражению лиц быстро стало понятно, что знакомство шло не так, как пиратам бы хотелось. Вот Гарпун ухватил незнакомку за предплечье, потянул к себе. То есть попытался. В следующее мгновение он уже не стоял на ногах, а висел в воздухе, схваченный ею за горло и поясной ремень. Еще мгновение — и Гарпун с воплем полетел за борт. Почти сразу туда же отправился и Такач.
Шляпа с головы незнакомки от резких движений слетела и стало видно, что ее волосы, коротко, по-мужски, подстриженные, отливают морской зеленью.
— Беса мне в печенку, русалка! — ахнул Юкша. — Они же, того-этого, уже пару лет к нам не нанимаются. Цикл у них там какой-то. Икру мечут, что ли… Или яйца откладывают… И чего они тогда?..
Где-то за спиной из воды вопил Гарпун, требуя скинуть ему веревочную лестницу или хоть просто веревку. Ему визгливо вторил Такач. На трех языках ругался боцман, с которого друзья Гарпуна эту веревку срочно требовали…
Шляпу русалки подхватил резкий порыв ветра и покатил по палубе. Арон подхватил беглянку, и, подойдя к ее хозяйке, с легким поклоном протянул. Русалка — которая первый взгляд от обычной женщины отличалась лишь цветом волос и несколькими чешуйками, будто прилипшими к щекам, — смерила его оценивающим взглядом, потом протянула руку, принимая головной убор. Их пальцы на мгновение соприкоснулись…
Выйти из этого воспоминания оказалось легче, чем из первого. Все же мир в двадцать три воспринимается почти также, как в тридцать пять. Это не детство.
Забавное воспоминание, приятное. Русалка, как позднее выяснилось, и в прочих отношениях ничем не отличалась от обычных женщин… Кроме, пожалуй, своей нечеловеческой выносливости — для нее было нормально всю ночь любить и весь день сражаться. И после сражения любить снова…
Значит, опять его собственная память. Были среди этих дверей вообще воспоминания Прежнего?
Часть 3 Глава 15
Двери, двери, двери.
Двери, двери, двери…
Есиро уверял, что все воспоминания будут в одном месте, и воспоминания живые, и позабытые. Ну же, Прежний, где ты прячешь свою память? Где?
Арон прошелся по коридору дальше, вернулся. Вышел на лестницу. Вновь вернулся в коридор.
Ни замка, ни дверей в нем не существовало. Ничего этого не существовало. Просто зримое воплощение внутренней реальности, необходимое его внешнему сознанию — так объяснял Есиро. Но если это была его внутренняя реальность, мог ли он управлять ею? Двери-воспоминания его в целом устраивали. Не устраивало иное.
Арон потянулся за кошельком и вытащил оттуда золотой. Конечно, ни кошелька, ни золотого тут на самом деле тоже не существовало…
Вытащил, подкинул в воздух, поймал. Представил, что сейчас монета поведет его именно к той двери, где хранятся нужные Арону воспоминания Прежнего. Поставил на пол на ребро и катнул.
Монета закрутилась, потом развернулась в направлении лестницы, где весело поскакала по ступеням вверх, доскакала до пятого этажа и там легла у очередной ничем не примечательной двери.
Арон глубоко вдохнул и толкнул эту дверь.
Лето. Все в этом воспоминании было летом — ярким, красочным, счастливым. Где-то далеко жужжали довольные пчелы, пели птицы, раздавался детский смех.
Неправильно! — мелькнула мысль. — Это снова моя память!
Потом воспоминание поглотило его.
Арон выглянул в окно — Рикард с Инкой, дочерью приходящей служанки, пытались достать из кустов сердитого котенка. Котенок не давался. Это затянется надолго.
Тери подошла к нему со спины, обхватила руками.
— Теперь ты долго не уедешь?
— До осени.
Арон обернулся к ней, отвечая на объятие. Не удержавшись, поцеловал ее мягкие сладкие губы.
— Дети заняты. Можем и мы…
Возмущенное ойканье за окном, последовавший за ним взрыв смеха и удаляющийся топот маленьких ног подтвердили, что дети были очень заняты. Не оборачиваясь, Арон мог сказать: причиной всех звуков был котенок, выбравшийся из кустов с другой стороны и сбежавший от надоедливых детишек.
Тери ответила на его поцелуй, потом чуть отстранилась. Кончиками пальцев невесомо провела по его щеке, очертила скулы.
— Люблю, — прошептала, — люблю тебя…
Что-то сдвинулось, поменялось. Будто реальность стала призрачной, расслоилась на две.
И в первой реальности Арон видел Рикарда, вбегающего в дверь, тянущего за собой ревущую Инку с глубокой кровоточащей раной на коленке — последствие неудачного падения. Ощущал
