– Совершенство, – провозгласила Леандра в первый день нашего возвращения, – гарантия нашего благополучия. Наши инвесторы ожидают его.
И я открыла глаза, отчетливо понимая, что академия сделает все, чтобы инвесторы были довольны. Даже если это означает, что им придется переделывать нас снова и снова.
Чуть позже, когда мы возвращались в школу, мистер Петров и его жена встречали нас на лестнице, гордо улыбаясь и приветствуя взмахом руки.
Аннализа шепчет мне, чтобы я улыбалась, – разумеется, с иронией, – когда мы выходим из автобуса. Я замечаю, что Леандра с любопытством наблюдает за нами, но я быстро прохожу мимо, вежливо ей кивнув.
Как только мы оказываемся в здании, смотритель говорит, что его уже тошнит от нашего вида, – вероятно, в шутку, – а затем возвращается в свою комнату и захлопывает дверь. Мы предоставлены самим себе, так что мы стоим в холле, и я чувствую, как улетучивается моя веселость.
Валентина подходит ближе и пристально смотрит мне в глаза.
– Что? – спрашивает она. – Он не сможет помочь?
– Не знаю, – отвечаю я. – Но… вы все должны кое-что узнать. Нам нужно… – Слова застревают в горле, они ужасают меня, и я отвожу девушек в свою комнату. Я собираюсь разрушить их мир.
Аннализу тошнит в моем туалете, она шумно всхлипывает. Марчелла смотрит прямо перед собой, а Бринн держит ее за руку и снова и снова повторяет шепотом, что ничего не понимает. Валентина стоит у окна и смотрит на улицу. Рядом со мной неподвижно сидит Сидни – думаю, она тоже потрясена.
Сложно объяснить, почему мы так реагируем, ведь все это не стало для нас полной неожиданностью – признаки истинных намерений академии можно было заметить с самого начала. Но от этого они не становятся менее ужасающими.
– И ты говоришь, – шепчет Сидни так тихо, что я ее едва слышу, – что наши родители знают?
– Если это и правда наши родители, – отвечаю я, и она вздрагивает, услышав это. – Но да, думаю, они знают. Все они все знают.
Она поворачивается ко мне. Слезинки висят на ее длинных ресницах.
– А тебя сбила машина? – спрашивает она.
– Тогда почему с тобой все в порядке? – спрашивает Бринн. – Почему у тебя нет шрамов? – Она лихорадочно осматривается по сторонам, словно ищет хоть какое-то опровержение. – У нее ведь были бы шрамы, верно?
– Сломанные кости, – говорит Аннализа, выходя из туалета и вытирая рот салфеткой. – Порезы, ушибы и тому подобное. Но врач использовал какие-то технологии, чтобы снова починить тебя. Так же, как он залатал твое колено. Я видела в документах, что они могут проводить подобный ремонт. Куклу можно чинить снова и снова. Должно быть, это удобно.
Хотя мысль об этом приводит меня в ужас, это по крайней мере объясняет, почему у меня ничего не болело, когда я очнулась. Аннализа садится рядом с Сидни. Я рассказала им все, и теперь нам остается лишь понять, как использовать эту информацию.
– Меня не было с вами, – тихо говорит Бринн.
Марчелла смотрит на нее и видит, что она чувствует себя лишней, хотя вряд ли кто-то захотел бы быть частью происходящего. Она не была в числе первых учениц. Думаю, она внезапно почувствовала себя одинокой, отдельной от нас.
– Теперь ты здесь, – шепчет Марчелла, касаясь ее щеки. – Мы никуда тебя не отпустим.
Бринн кивает, кладет свою руку поверх руки Марчеллы, а затем заключает подругу в объятия. Не отпуская Бринн, Марчелла поворачивается к нам.
– Нам нужно выяснить, что находится в лаборатории, – говорит Марчелла. – Мне просто… кажется, что там и хранится ответ на вопрос о том, как добиться того, чтобы в школе провели расследование. Иначе зачем держать лабораторию закрытой? Почему они ходит туда только по ночам? Что бы там ни было, это держат в секрете. Что, если мы найдем информацию и сможем разослать ее инвесторам? Женам всех этих мужчин? Разошлем ее всем, кому сможем. Джексон сделает остальное, но я думаю, что некоторые женщины не захотят с этим мириться. – Ее глаза наполняются слезами. – Верно?
– Мама Джексона не захотела, – соглашаюсь я. – А это значит, что найдутся и другие.
Но потом мы вспоминаем о Леандре. Она соучастница всего этого. Почему она нам не помогает? Почему она мирится со всем этим?
– Скоро ужинать, – говорит Валентина. – Нам нужно привести себя в порядок. Не забывайте следовать правилам. Мне нравится план Марчеллы, – говорит она и улыбается ей. – Мы доберемся до лаборатории и узнаем, что они там прячут. После этого мы решим, что делать.
Мы соглашаемся с этим и обнимаемся, прежде чем разойтись. Некоторым девушкам еще предстоит оплакать потерю своих «родителей», а другие будут размышлять о том, как с ними обошлись в академии.
И хотя это трусливая мысль, но на мгновение я чувствую, будто мне не хватает витаминов, которые нам выдают, – не хватает возможности забыть все снова. Возможности не чувствовать себя уязвимой. Я обхватываю себя руками, понимая, что неведение не принесет мне безопасности. Просто мной станет легче манипулировать. Но все-таки… я напугана. Мне страшно, что я больше никогда не выйду за пределы этих стен. Я боюсь того, что люди, которые называют себя моими родителями, запланировали для меня. Какую сделку заключил директор школы?
«Я за тебя доплатил».
Я быстро отворачиваюсь от окна и подхожу к кровати. Мне нужен источник силы. Я хочу почувствовать себя смелой. Я просовываю руку под матрас и вытаскиваю из-под него сборник стихов. Как только книга оказывается у меня в руках, я чувствую себя лучше. Чувствую себя… замеченной, услышанной.
Сидя на краю кровати, я открываю первое стихотворение и читаю строку за строкой, ощущая, как они наполняют меня. Рассказывают о моей жизни. О моих мечтах. Моих желаниях. Там есть и другие стихи, некоторые более агрессивные, но есть и трогательные. Одно даже о любви.
Но меня снова притягивает мой любимый текст. Я начинаю читать его вслух, наслаждаясь звучанием слов. Я произношу их громко, и слезы застилают глаза.
– Что дальше? Заполнили школы они и ложным идеям конец положили, – повторяю я. – И провозгласили свободные дни…
– Какого черта ты делаешь? – кричит внезапно вошедший в комнату смотритель Бозе.
Он пугает меня так сильно, что книга падает на пол у моих ног. Я даже не слышала, как он открыл дверь. Тяжело ступая, смотритель Бозе подходит ко мне и поднимает книгу раньше, чем я успеваю до нее дотянуться.
– Что это? – спрашивает он, открывает ее на первой странице, и я вижу, как его глаза расширяются, когда он начинает читать. Он хватает меня за руку и тащит прочь из комнаты.
С его губ срываются потоки ругательств, и я не сопротивляюсь, понимая, что должна играть по правилам. Мне не
