В том, что он – не «Маркус»?
Или наоборот – порой так похож на «Маркуса», что это даже пугает?
Но ведь и «Джеф», вобравший в себя авантюризм Алекса и его тайные желания, так же отличается от своего владельца. Они оба передали своим персонажам частички себя. Но оригиналы намного сложнее. Тот же Макс: то заботливый, то равнодушный, то горячий, то холодный, то просящий, то требующий, то извиняющийся, то причиняющий боль… настоящий человек. Алекс видит его таким.
Но каким Макс видит его? И в кого он «влюблён»: в Алекса или «Джефа»?
«И почему это вообще является проблемой? Словно я…» – внезапно Алекс останавливается между стеллажей, глядя на высокую крутящуюся стойку с сотней дисков. – «Я хочу, чтобы он любил меня, а не выдуманного персонажа? Серьёзно?!»
И как до этого дошло? Сначала Алекс банально испугался напора Макса, особенно когда тот несколько раз проигнорировал его попытки сопротивления – а теперь, получается, ему отношения подавай?
«Я идиот… я просто идиот… Не-не-не… чушь, всё вовсе не так!»
****
Рабочий день подходит к концу. Но ещё за час до закрытия Алекс замечает высокую фигуру у рекламного щита – её отлично видно со стороны касс через прозрачные двери. И весь этот час Алекс ловит на себе любопытные взгляды Жеки.
– Твой друг снова пришёл.
– Ага, видел.
– У тебя точно всё в порядке? Плохие дяди не обижают?
– Нет. Просто друг. Приехал в гости.
– Что же ты друга домой пока не отправишь? Боишься, что сопрёт что-нибудь? Ха-ха!
– Жека, твои шутки…
– Молчу-молчу. Ладно, бывай.
Он уходит вместе с Юлей. Алекс же остаётся сидеть в раздевалке. И крутить в руках телефон.
Смартфон жжёт пальцы, взгляд скользит по забытым чашкам с чаем и кофе, недоеденным пирожным, крошкам на столе и на полу… но на сетчатке глаза словно кто-то отпечатал две фразы:
Тогда, может, начать с чего-то простого?
Я бы мог подрочить тебе. Хочешь? Клянусь, больше ничего.
В ту ночь это был переломный момент. Когда Алекс позволил себе поплыть по течению. Только вот позже всё покатилось в тартарары, а в голове его стали возникать одна предъява безумней другой.
«Это я виноват? Раздул из мухи слона? Сам испугался и нашёл до чего докопаться? А теперь ещё и… да блять, это же надо – приревновать к своему персонажу! Нет-нет, хватит с меня этой хуйни! С сегодняшнего дня… да, с сегодняшнего дня всё будет по-другому…»
Тикают часы под потолком. В раздевалку заходят сдавшие смену кассиры, одеваются и уходят, а ещё через несколько минут наконец-то появляется и старший по смене – Геннадий Алексеевич. Парню всего двадцать семь, но звать себя велит только по имени отчеству.
– Простите, – окликает его Алекс, вспоминая, зачем вообще тут сидел всё это время. – Могу я попросить аванс? Надо подарок другу на днюху купить.
– Об этом лучше с директором… Но он бывает только до обеда. Приходи завтра пораньше.
– Ясно, понял.
– И убери со стола, а? Вечно вы свинячите!
– …
Уборка задерживает его ещё на полчаса. Но помогает окончательно собраться с мыслями. И когда Алекс толкает дверь на улицу и обнаруживает прямо за ней Макса, лишь немного удивляется: «Разве он был не у главного входа?» – и не дав двери закрыться, внимательно обводит его взглядом: легкая небритость, тени залегли под глазами, на куртке появилась пара потёртостей… «И всё равно выглядит привлекательно!»
– Привет.
– И тебе. Где ночевал?
– В парке на скамейке.
Алекс сначала хмыкает, потом внимательнее всматривается в усталое, но невозмутимое лицо.
– Серьёзно?
– Нет. Просто поехал на завод.
«Ага, у тебя-то не вторая смена…»
Немного покусав нижнюю губу, Алекс отступает назад:
– Заходи.
Макс не сразу сдвигается с места, но всё же, ничего не спросив, переступает порог. И Алекс благодарен ему за это. В конце концов, он ещё сам не знает, насколько крепка его решимость и хватит ли её до конца. Но в подсобке тихо, в магазине не осталось ни души, а на столе валяются ключи, оставленные старшим смены, чтобы Алекс запер двери, когда закончит с уборкой – а значит, не такая уж и плохая обстановка.
Макс молча обводит раздевалку равнодушным взглядом, потом вопросительно поднимает брови. Алекс же отступает от входа всё дальше и дальше, пока спина не упирается в жестяной шкаф.
– Иди сюда.
Слова даются ему тяжело. Со скрипом. А взгляд Макса становится подозрительным. Но он всё же делает несколько шагов к нему.
– Eщё. Ещё. Ближе.
И вот уже Макс оказывается так близко, что между ними почти не остаётся свободного места. И тогда Алекс опускается на колени.
– Что т-
– Молчи.
Он приподнимает куртку Макса и берётся за ремень. Пальцы не гнутся, дышать становится тяжело, язычок молнии выскальзывает… но вот за расстёгнутой молнией под тонкой тканью трусов обнаруживается набухшая выпуклость. Горячая и упругая на ощупь. Осторожно, словно боясь обжечься, Алекс забирается пальцами под резинку, обхватывает её и вытаскивает наружу.
«И почти даже не стрёмно, только…»
Только вот из-за разницы в росте, член Макса оказывается где-то на уровне его лба. Алекс впадает в лёгкую панику. А пока мысли беспорядочно разбегаются по черепной коробке, пальцы оттягивают крайнюю плоть, полностью обнажая крупную, слегка косящую влево головку. Снизу Алексу видно натянутую уздечку. Она кажется чувствительной и очень нежной, как и лианы вен, выступившие под кожей – они заметно пульсируют под пальцами. Алексу очень странно от такого близкого рассматривания чужого члена, отличающегося от его собственного и формой и размером.
Вдруг сверху доносится вздох, шуршание – и сразу становится темнее, член глубже входит в кольцо пальцев, а его головка тыкается в щёку. Подняв голову, Алекс обнаруживает, что Макс упёрся руками в шкафчик позади него и навис сверху. И чуть согнул ноги в коленях.
«Нет, я не смогу, я не смогу, я не смогу», – пульсирует в голове.
Алекс отодвигает от себя увлажнившуюся на самом кончике головку, чувствуя оставшийся на коже липкий след. И подушечкой большого пальца касается натянутой уздечки – почти тут же член Макса ещё больше утолщается в его руке и практически каменеет. Алекс облизывает губы. В сто десятый раз. Двигает во рту языком. Сглатывает беспрерывно скапливающуюся во рту слюну. Наконец разжимает зубы.
Это нереально. Это просто нереально! Даже будь этот член тоньше, чем у самого Алекса, невозможно раскрыть рот настолько широко, чтобы не задеть его