– Похоже, в тебя встроен автопилот, – одобрительно качает головой Алекс.
– Просто я сто раз тут ходил…
На пороге их встречает Надежда. Честно говоря, Алекс так и не посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько времени, но если Надежда ещё не ушла – значит, пока действительно раннее утро.
– Явились?
Её тон точно не вызывает у Максима тёплых чувств. Молча обойдя женщину, он направляется в комнату и падает на кровать, Алекс же доходит только до дверного проёма, но потом разворачивается и виновато опускает взгляд.
– Если тебя это ещё интересует… – начинает Надежда казалось бы индифферентным тоном, однако за ним легко угадывается осуждение, – твоей маме вчера сделали операцию.
Она явно не обратила внимания на реакцию Максима, вместо этого вернулась к зеркалу и принялась расчёсывать волосы.
– Вчера? Значит, мне можно сегодня с т- …с вами?
– Нет. Сейчас нельзя. Может быть, вечером. Я позвоню.
– Как… – у Алекса всё ещё болит горло, но не договаривает он от волнения, пробует заново: – Как прошла операция?
– Нормально.
Не «хорошо» и не «прекрасно», а просто «нормально»…
Видимо, заметив его смятение, Надежда немного смягчается:
– Твоя мама не так молода, ты же понимаешь… но врачи тут хорошие, поэтому не переживай раньше времени.
Собрав волосы в хвост, она достаёт из сумочки помаду и начинает красить губы, а Алекс решается задать ещё один вопрос:
– А где… Григорий?
В ответ Надежда только пожимает плечами.
– В смысле?
– Ушёл, – закончив вести красную линию по нижней губе, женщина переключается на верхнюю.
– А ему не надо… к врачу?
– Хочешь, чтобы он засвидетельствовал побои? У Максима нет местного гражданства, так что его могут депортировать прямо сегодня, если кому-то вдруг захочется раздуть это дело.
Больше Алекс вопросов не задаёт. Однако это не значит, что он успокаивается. Зайдя в комнату и не обнаружив вещей Григория, он садится на кровать рядом с Максимом. Потом решительно переворачивает его на спину и начинает снимать с него брюки – тот вяло пытается отбрыкнуться, но Алекс непривычно настойчив.
– Оставь… потом сниму…
– Ты знаешь, что тебя могут депортировать?
– А… знаю…
– Может, найти Григория?.. Позвонить ему?
Не то чтобы Алексу хочется снова видеть этого хмыря, но что, если тот натворит дел, пытаясь отомстить Максиму?
– Не… не надо, – Максим пытается накрыться тонким покрывалом с головой, пока Алекс продолжает тянуть с него брюки.
– А вдруг он…
– Пусть только попробует…
Избавив Максима от нижней части одежды, Алекс решает не трогать верхнюю – вряд ли ему удастся легко стащить рукав с гипса, так что Максиму позволяется спать в рубашке.
Вдруг хлопает входная дверь. Надежда ушла? Алекс выглядывает в пустой коридор, а потом поднимается на второй этаж. Принимает душ. Снова спускается и заходит на кухню, обнаруживает остатки вчерашней пиццы, заботливо убранные в холодильник, набивает ею желудок и заваливается спать рядом с Максимом. Пусть он и поспал в баре, но совершенно не выспался.
На этот раз его будит трель телефона:
– Если хочешь повидаться с мамой, приезжай к шести часам.
Надежда сбрасывает звонок, Алекс же ещё несколько секунд продолжает держать смартфон, прижатым к уху. Сквозь окна льётся солнечный свет, но не очень яркий – наверное, уже скоро вечер. Только вот когда он ложился спать, свет был точно таким же… Очень странное ощущение: кажется, что прошёл ещё один день, а на самом деле этот даже не кончился.
– Максим?
Не обнаружив сопящего тела рядом с собой, Алекс выглядывает из комнаты.
– Проснулся? – тот показывается наверху лестницы в синих джинсах и в синей же рубашке с короткими рукавами, на фоне которой чёрный бандаж сильно бросается в глаза, и начинает спускаться. – Куда хочешь отправиться сегодня?
– В больницу, – Алекс возвращается в комнату и вытаскивает из сумки свежую футболку, пусть и слегка мятую. – Поедешь со мной? Маме сделали операцию…
– Конечно, поеду.
Они добираются до входа в корпус за полчаса. До шести вечера остаётся ещё пятнадцать минут, но внутрь их всё-таки пропускают.
Надежда. Бахилы. Лифт.
Алекс почти не обращает внимания на окружение, его взгляд скользит по номерам палат, пока наконец Надежда не останавливается напротив одной из дверей.
Внутри оказывается три секции, разделённые непрозрачными ширмами. И в одной из них, ближайшей к двери, на широкой кровати Алекс видит мать… точнее, женщину, чем-то похожую на неё… и впервые в жизни в его голове всплывает сравнение: «краше в гроб кладут» – то есть, он слышал это выражение не раз, но сам применяет к кому-то впервые. И не просто к «кому-то»…
Первое, что бросается в глаза – многочисленные трубки.
Второе – бледность кожи и тёмные круги под глазами.
Лицо… кажется, что это просто череп, обтянутый кожей. Взгляд светлых глаз замутнён, но при виде Алекса мама слегка улыбается. Её тёмно-синие, до черноты, губы пугают больше всего… Только вот ему нельзя сейчас показывать свой испуг.
Подойдя к кровати, Алекс опускается на колени и берёт её невесомую ладонь в руки. Сжимает несильно. И эта ладонь реагирует, тоже пытаясь сжаться.
– Прилетел? – достигает слуха слабый, еле живой голос.
– Прилетел… Как ты? Тебе где-нибудь больно?
– Нет… нет-нет… всё нормально… Где ты остановился? Чем питаешься?
Вдруг взгляд матери поднимается выше и немного темнеет. Оглянувшись, Алекс видит заставшего на пороге Максима. Он, не подумав, взял его с собой… а ведь мама до сих не одобрила их отношения…
– Вот как, значит, – тем временем произносит она, прикрывая глаза. – Хорошо… ладно… посмотрим, что из этого… выйдет…
Её глаза больше не открываются, голос затихает. Вскочив, Алекс беспомощно оглядывается на дверь, но на этот раз видит перед собой откуда-то взявшуюся медсестру. Без всякой паники та оттесняет Алекса от кровати, склоняется над ней, потом подкручивает что-то на трубках, меняет пакет в капельнице, касается экрана с жизненными показателями, что-то вводит – и только тут до Алекса доходит, что мама просто заснула…
На ватных ногах он выходит из палаты и приваливается к стене.
Стоящая там же Надежда наоборот заходит в палату и перекидывается парой слов с медсестрой. Вроде бы на иврите. После чего возвращается к Алексу:
– Её перевели из реанимации час назад. Состояние стабилизировалось, но чтобы прийти в норму, понадобится ещё какое-то время… несколько дней. Врач обещал, что уже через неделю она сможет встать сама.
– Уже через неделю?
Алекс боится заглядывать снова в палату, перед его глазами всё ещё стоит болезненно-бледное, почти серое лицо матери.
– Да. Но ей
