— Ермолай Серов прибыл!
Ермолай шёл медленно, сгибаясь под тяжестью привязанного за спиной человека. Увидев Серова, пограничники, чистившие у конюшни сёдла, побежали ему навстречу. Серов остановился, широко расставив ноги и тяжело переводя дыхание. Фуражка сползла ему на лоб. Верёвка, перекрещивающая грудь, сдавливала шею, отчего сухожилия напряглись и вздулись. И брюки, и гимнастёрка, и даже фуражка — всё было покрыто слоем грязи, на сапогах грязь налипла огромными комьями.
На лбу Ермолая кровоточила глубокая царапина, глаза были воспалены. Одной рукой он оттягивал верёвку, чтобы не резала плечо и шею, в другой держал винтовку.
Товарищи сняли со спины Ермолая связанного по рукам и ногам человека. Это был здоровяк, на голову выше Серова; левая штанина его, туго перекрученная выше колена верёвкой, потемнела от крови. Одежда неизвестного тоже была в грязи.
Увидев подходивших коменданта участка и начальника заставы, Серов выпрямился:
— Товарищ капитан, разрешите доложить?
— Докладывайте.
Ермолай коротко сообщил, что в тридцати километрах от заставы он догнал и задержал вот этого самого нарушителя.
Задержанного развязали. Он громко стонал и не мог стоять на ногах. Его отнесли сделать перевязку.
— Накормить товарища Серова обедом! — приказал Яковлев, любовно глядя на Ермолая.
Иванов попросил самым подробным образом изложить, как Серов задержал нарушителя. Но даже в подробном рассказе у Ермолая всё выглядело как нельзя более просто…
На тропке, километрах в трёх от границы, он обратил внимание на след лошади. След вёл в тыл, к болоту. Лошадь показалась Серову подозрительной: она шла, не то шагом, не то рысью и так аккуратно ступала, что спереди у следа даже не было срыва. Вскоре Ермолай ещё больше насторожился. На болоте появились кочки. Ермолай прыгнул на одну из них, кочка едва выдержала его, а под лошадью даже не осыпалась. Да и к чему бы коню скакать с кочки на кочку?
Тринадцать километров шёл Серов по тайге, полянками, болотом и снова углубляясь в тайгу. Наконец след вывел его к шоссе и исчез.
На шоссе ни души. Куда же свернуть: направо или налево? Серов нагнулся, тщательно всматриваясь в траву. Опустился на колени, прополз несколько шагов. Налево! Нарушитель пошёл налево. Вот здесь он очищал с сапог о траву болотную грязь. Грязь ещё сырая, не успела обсохнуть. Значит, совсем недавно останавливался человек. Здесь он шёл обочиной — на стеблях травы ещё комочки грязи. Налево! Ермолай побежал по шоссе. За поворотом метрах в трёхстах шёл какой-то высокий человек в форме железнодорожника. Ермолай догнал его и остановил резким окликом:
— Гражданин, вы потеряли…
Железнодорожник оглянулся.
— Что вы говорите?
Ермолай наставил на неизвестного винтовку.
Железнодорожник медленно поднял руки и удивлённо спросил:
— Ты что это, батенька, играть вздумал?
Сознание возможной ошибки заставило Серова покраснеть, но он упорно стоял на своём.
— Давайте документы, бросайте сюда! — топнул Ермолай о землю.
— На разъезд надо, опоздаю, — сказал железнодорожник, засовывая руку в карман.
В отдалении прогудел паровоз.
— Слышишь? Опоздаю.
Незнакомец собрался было вытащить руку, но Серов переменил решение:
— Не вынимай руку!
Ему показалось, что карман у железнодорожника как-то странно оттопырился — возможно, там пистолет.
Вторично, уже совсем близко за сопкой, раздался гудок паровоза.
— Я опоздал. Вы будете отвечать, — вновь переходя на «вы», сказал железнодорожник. — Я обходчик пути, меня ждут на сто пятой дистанции.
Он назвал посёлок, из которого шёл, фамилию председателя поселкового Совета. Если пограничник бывал в посёлке, то должен знать и его тестя Филиппа Сорокина — дом его под зелёной крышей.
Ермолай молча слушал и соображал, что ему делать. Не проверив документы, вести железнодорожника на заставу? Но какие основания задерживать человека далеко от границы, основываясь на одних предположениях?
— Зачем вы лазили по болоту? — неожиданно спросил Ермолай.
Железнодорожник глянул на свои сапоги и на сапоги Серова.
— Я поливал огород.
— Пойдёмте!
— Никуда я не пойду. Проверьте документы, — намереваясь вынуть руку из кармана, рассерженно проговорил железнодорожник.
— Не вынимайте руку! Пойдёмте!
— Куда же это идти? — глядя на винтовку, спросил обходчик.
— Откуда пришли. Пойдём болотом.
— Я не шёл никаким болотом, — делая несколько шагов, проговорил обходчик.
— Левее, — указал Ермолай движением винтовки в сторону тайги.
— Пойдёмте до разъезда, там вам сразу скажут, кто я такой.
— Левее! — настойчиво повторил Ермолай. — Ваш след, идём по вашим следам, — сказал он, мельком взглянув на отпечатки копыт.
— Вам это так не пройдёт! — проворчал обходчик, отстраняя упрямую ветку.
Согнутая ветка с силой выпрямилась, ударив по лицу идущего сзади Ермолая. Ермолай невольно зажмурился. Только на один миг кустарник скрыл от него фигуру задержанного. Серов стремительно присел, и тотчас в ствол ели, чуть повыше его головы, впилась пуля.
Ермолай один за другим разрядил два патрона и, резко оттолкнувшись, прыгнул в сторону.
Шум кустарника указывал направление, по которому бежал обходчик.
«Шпион!» — Ермолай послал ему вдогонку ещё две пули и укрылся за стволом берёзы.
Три пули ударились в дерево с противоположной стороны; одна из них прошла почти насквозь, отщепив кусочек древесины.
— Дальше болота не уйдёшь! — прошептал Ермолай, поняв, что обходчик взял круто влево.
Всё остальное, по рассказу Серова, было совсем обычно. В болоте он ранил нарушителя в ногу, и тот едва не захлебнулся, будучи не в силах выбраться из воды. Серов связал раненого по рукам и ногам верёвкой, которую всегда носил при себе, и вытащил на сухое место. На пути не было никаких селений, и оставалось одно: взвалить нарушителя себе на спину и тащить. Отдыхая каждые пять минут, Серов прошёл последние восемь километров за восемь часов. Из своих рук поил врага и два раза делал ему перевязку.
— Но почему вы решили, что именно он шёл на копытах? — спросил комендант.
— От болота я вернулся на опушку — копыта лежали там в кустах.
— А как же вы их разыскали?
— Он сам показал, понял: я помер бы вместе с ним в болоте, а без копыт на заставу не пошёл, — улыбнулся Ермолай.
— Выходит, вы тащили его обратно?
— Тащил.
— Выходит, выходит… вы тащили его… восемь плюс два и ещё два, всего плюс четыре… вы тащили его двенадцать километров?
— Так те же не в счёт, товарищ капитан, они обратные, — искренне изумился Ермолай…
Николай Жданов
КРОВЬ ЛЕЙТЕНАНТА
Рис. Лонгинова
Ночью выпал снег. И теперь окрашенные утренним солнцем горы казались неправдоподобно красивыми — розовыми на вершинах и нежно-синими в не освещённых солнцем местах. Внизу, в долине, медленно клубился туман — полупрозрачный, лёгкий и, должно быть, тёплый, как дыхание. Небо, чистое и высокое, мягко светилось, как бы искрилось, хотя звёзды уже не были видны на нём.
— Поди ж ты, красота какая, а! — сказал Дёмин, с удовольствием оглядывая один за другим обрывистые склоны и испытывая давно забытое чувство покоя.
Он неторопливо обошёл неширокое плато, исследуя спуски. Их было два: один — со стороны крутой каменной скалы, по которой они спустились
