Несмотря на то, что Стивен и в самом деле на ногах уже еле стоял, уходить ему не хотелось.
— У нас остается всего полтора дня, — попробовал он отбиться.
— За это время ты превратишься в зомби. Хотя если начнешь кусаться с Брента — я, пожалуй, подумаю. Марш отсюда.
Выходя, Стивен столкнулся с Рупертом, который немало удивился тому, что Стивен куда-то направился с печальным лицом.
— Отстань от него, дай ему выспаться. И сам ты сколько уже не спал? Почему я должен заботиться еще и об этом?
Риторический вопрос комиссара остался без ответа. Эндрю принес кофе, мы еще раз обменялись известной нам информацией. Руперт тоже согласился с тем, что моя версия, обработанная комиссаром, очень похожа на правду.
— И что у нас, — поведал он. — Новость первая. Нож, которым разделали Таллию, принадлежит ей. Это декораторский инструмент, она им пользуется, пользовалась, когда вырезала какие-то мелкие детали из глины или чего-то похожего. Редкий инструмент, я бы сказал, исторический, и мало кто умеет с ним обращаться.
Мне даже в голову не пришло показать нож Майклу. Догадки, что это декораторский нож, были, и этим все ограничилось. Мне было стыдно, это раз, два — кто вообще мог сравнивать Руперта и Брента как специалистов? Это смешно. Про себя я, конечно, даже не говорила.
— Коллеги Таллии все как один утверждают, что она была хорошим художником. Не гением, но не без способностей. Все отмечают, что у них были прекрасные отношения с мужем. Он баловал ее, покупал ей подарки. Даже, как это ни странно, встречал ее с цветами. Живыми.
Мы с комиссаром одновременно хмыкнули. Дарить живые цветы — безумие по деньгам и по сути. Природа прекрасна, когда живет, а не когда умирает. Исключения были разве что для сверхторжеств, например, свадьбы королевы, рождения наследников престола, встреч каких-нибудь глав государств, впрочем, это была больше традиция, вроде венчаний. Никто уже давно не верит всерьез ни в каких Создателей, но имитации венчания некоторые заказывают, хотя вместо священников, конечно, актеры. Но многие считают это красивым, пускай.
— Все, в общем-то, в шоке, — продолжал Руперт. — И коллеги Томаса, с которыми работает сейчас группа в Академии, тоже. Не то чтобы они не верят в его вину, просто недоумевают, как такое могло случиться. Кстати, все отрицают, что у Томаса была любовница. Я бы сказал, часть умудряется над этим смеяться, а часть негодует...
— А никто не говорил, что Таллия как-то давила на мужа? — спросила я. — Брент носится с этой версией…
— Очень похоже на Брента, — усмехнулся Руперт. — Ты знала, Сью, что он редко работал с женщинами?
— Нет, — протянула я. — Хотя догадывалась. А в чем причина? Какая разница?
— Для него разница есть. Когда доктор Меган закончит свою экспертизу, попробуй спросить у нее об истории с Брентом.
— Не надо, — поморщился комиссар. — Она вспомнит этот скандал, закопает Брента, откопает и снова сделает с ним что-нибудь, — и повернулся ко мне: — Брент как-то сцепился с ней… а, с кем он вообще не цапался? Меган говорила про психические отклонения свидетеля, давала профессиональные заключения. Прямо в Суде. Брент получил слово и начал — свидетель совершенно нормален, Меган просто не может его понять как женщина и поэтому приписывает ему несуществующие диагнозы…
— Почему как женщина? — спросила я. — Брент постоянно твердит об этом. У него пунктик. Он сам-то здоров?
Комиссар покосился на Руперта.
— Помнишь, в чем там было дело?
— Смутно уже, — признался Руперт. — Сосед давал показания, что подсудимый супругу не бил. Меган установила, что он был не в состоянии адекватно оценивать происходящее. Брент уперся, что мнение соседа значит больше, чем все экспертизы вместе взятые. Там был такой подсудимый — из ревности несколько раз избивал жену, все бы было и ничего, и даже, может, никто бы об этом и не узнал, но она случайно упала с лестницы.
Случайно? Совсем как — почти как — у нас.
— Может, не в женщинах дело? — пробормотала я. — А в том, что Брент по какой-то причине странно воспринимает такие дела? Тогда он встал, как я понимаю, на сторону мужа? А сейчас — на сторону Томаса. Причем он не оспаривает их вину, но ищет им оправдания.
— Забудем на время про Брента, — вдруг сказал комиссар, уставившись в монитор. — Закончена психиатрическая экспертиза, доктор Меган идет сюда.
Глава двадцать первая
— Джеймс нам не простит, — улыбаясь, заметил Руперт. — Начинается самое интересное.
— Самое интересное — это руки, — перебил его комиссар. — И самое важное. Разрешаю пока остаться, а потом — спать, но перед этим отправь поисковую группу. Сью, и ты — своих людей тоже.
Я кивнула и вытащила смартфон. Напечатать поручение, не откладывая на потом, — дело пары минут, а доктор Меган ходила медленно. Возраст давал о себе знать.
Я уже говорила, что меня поражал референт королевы Джон Дональд, но главный врач Королевской Клиники Психиатрии вызывала не меньше восхищения. Ей было сто два года, и она и не думала покидать свой пост. Я представляла, что мог ей сказать желчный Брент. Например, то, что она сама давно выжила из ума. Прямо в суде, с него бы сталось.
Комиссар принялся копаться в компьютере, тихо ругаясь: файлы экспертизы еще не загрузили, может, таким было решение доктора Меган, а с ней бесполезно спорить. Такая задержка была против требований Процедурной Комиссии, хотя Суд, конечно, проигнорировал бы это нарушение как незначительное.
Но если доктор Меган хотела сначала все обсудить с комиссаром, значит, что-то могло быть не так.
— А вы вчера не нашли ничего в квартире? — полушепотом спросила я у Руперта. — Не знаю, что именно. Пленку? Пятна крови?
— Мы и не искали, — с досадой отозвался он. Он тоже писал что-то в смартфоне. — Мы только с лифтом провозились полночи, его пришлось отключать, потом снова включать, отправлять на верхние этажи, спускаться в шахту, фотографировать… в такой тесноте, и еще освещение…
Я мрачно усмехнулась. Да, всей группе досталось. Как они теснились в этой клети? Уму непостижимо, и такая преданность работе непостижима тоже.
Сначала я услышала глухой стук — что-то тяжелое размеренно ударялось о покрытие пола в приемной, потом в двери появился Эндрю.
—
