«Возможно, за этим-то я сюда и пришла, – подумала Луна. – Чтобы взглянуть на собственные перспективы».
А так ли уж это скверно – покинуть двор, уйти, да зажить простой, незатейливой жизнью за пределами Лондона?
Разумеется, это намного проще. Там, за городом, в защите от хитростей смертных надобности куда меньше. Крестьяне время от времени видят дивных, рассказывают сказки о встречах с черными псами да гоблинами, но никто не поднимает из-за этого шума. Ну, разве что изредка. Обычно просто стараются избавиться от созданий, приносящих слишком много вреда. К тому же, там и до интриг Халцедонового Двора далеко…
Вихрастый дух, сидящий рядом на скамье, шумно потянул носом воздух, принюхиваясь к своему хлебу.
В каких бы далях ни обитали эти сельские дивные, от Инвидианы их это не спасло.
Нет, покидать Лондон нельзя. Оказаться во власти волн придворной политики, но не в силах на них повлиять…
Имелся, разумеется, и еще один выход. Через границу сумерек, отрадными путями, ведущими не на Небеса и не в Пекло, но в глубину Царства фей, куда не достигнет власть и влияние Инвидианы. Однако немногие из смертных забредают так далеко, а людей, несмотря на всю их опасность для дивных, Луна не бросит. Короткие, но яркие жизни и пламенные страсти смертных восхищали ее до глубины души.
Тут Розамунда, бормоча что-то о ванне и мягких перинах, начала выпроваживать из-за столов и остальных. Едва вихрастый дух освободил скамью рядом с Луной, на его место уселась Гертруда.
– Ну, а теперь, сударыня, вы уж простите меня за все это. Бедняги вон как оголодали – одна кожа да кости! С чем же вы к нам пожаловали? Просто перекусить да подышать животворным сельским воздухом?
Румяные, точно яблоки, щеки Гертруды и дружеская предупредительность ее улыбки заставили забыть обо всякой сдержанности и отрицательно покачать головой. Бодрое оживление Гертруды разом сменилось тревогой.
– Вот тебе и на… Рассказывайте-ка все, как есть.
Делиться своими горестями Луна вовсе не собиралась, но, может быть, и напрасно: как попросить о помощи, хотя бы отчасти не объяснив, отчего в ней нуждаешься? Вдобавок, сестры Медовар политикой не интересовались отроду. Возможно, только они одни из окрестных дивных еще не знали о ее опале.
– Я при дворе в немилости, – призналась Луна, стараясь говорить так, точно это – сущий пустяк. Действительно, порой в опале не было ничего страшного: если бы всякого, навлекшего на себя гнев Инвидианы, ждала участь Кадоганта, при дворе давно не осталось бы ни души. Однако сейчас Луна ходила по лезвию ножа, а в подобном положении всегда не по себе.
– Так значит, королева на вас гневается? – сочувственно охнула Гертруда.
– И не без причины, – подтвердила Луна. – Вы ведь слышите разговоры на постоялом дворе у смертных, не так ли?
– Время от времени, – невинно улыбнулась брауни.
– Тогда тебе известно, что они опасаются вторжения испанцев и лишь недавно разбили Великую армаду.
– О да, об этом мы слышали! Великие морские баталии или что-то подобное…
Луна кивнула, устремив взгляд в тарелку с остатками крольчатины.
– Великие баталии, да. Но перед ними и после – еще и великие штормы. Обошедшиеся нам слишком дорого.
Подробности она изложила одной только Инвидиане и повторять их не собиралась – это только разгневало бы королеву сильнее прежнего, – однако в общих чертах рассказать Гертруде свою историю вполне могла.
– Я была послана Инвидианой на переговоры с морским народом, но оказалась скверной посланницей. Обещанными мною уступками королева весьма недовольна.
– Ну и ну, – задумчиво протянула Гертруда. – Но что ж тут такого ужасного? Не хочется же ей, чтоб нас завоевали! Выходит, дело того стоило?
Заставив тревожно поджатые губы сложиться в улыбку, Луна отодвинула деревянное блюдо.
– Не нужно тебе вникать в подобные вещи. Не стоит. Ваш постоялый двор – тихая гавань вдали от двора и тенет придворной политики, так пусть же он и останется ею во веки веков.
– Ваша правда, – благодушно согласилась брауни, разглаживая передник пухлыми, но жесткими от мозолей ладонями. – Что ж, все хорошо, что хорошо кончается. Гадкая испанская солдатня к «Ангелу» не ворвется, а вы, я уверена, вскоре сумеете вернуть себе благоволение Ее величества. У вас, миледи, к этому настоящий талант!
Ее слова заставили Луну вспомнить об изначальной цели.
– Я сомневалась, стоит ли обращаться к тебе с этой просьбой, – призналась она, покосившись на дверь, за которой скрылся последний из беженцев. – Теперь у вас с Розамундой и без того будет много забот – по крайней мере, пока их всех не поселят где-то еще. Чудо, что Розамунде удалось благополучно привести их сюда…
Ее колебания возымели нужный эффект.
– О, всего-то навсего?! – пренебрежительно воскликнула Гертруда, вскакивая на ноги.
В следующий же миг она сунула в руки Луны целую краюху хлеба, почти такого же, как тот, что подавали сестры Медовар, однако любой из дивных отличил бы один от другого с первого прикосновения: принадлежность к миру смертных имела ощутимый вес.
Стоило глянуть на эту краюху, и Луной овладело смутное чувство вины. Служанки-подавальщицы из «Ангела» исправно выставляли на крыльцо молоко и хлеб. Об этом знали все, и Инвидиана облагала сестер соответствующей податью, как и многих из сельских дивных. Крестьяне приносили пищу в дар малому народцу куда чаще горожан, однако сильнее всего в ней нуждались как раз в большом городе. Да, в Халцедоновый Чертог не проникал ни колокольный звон, ни прочие подобные напасти, но выходить на улицы, не подкрепившись бренным хлебом, означало непременно попасть в беду.
Таким образом, без хлеба Луне было не обойтись. Но в нем нуждались и сами сестры Медовар, не говоря уж о вверенных их попечению гостях.
– Берите же, берите, – негромко сказала Гертруда, смыкая пальцы Луны на краюхе. – Уверена: уж вы-то распорядитесь им с пользой.
– Спасибо, – ответила Луна, гоня прочь чувство вины. – Твоей щедрости я не забуду.
Воспоминания: май-август 1588 г.
Во всех деревнях и городишках вдоль побережья Англии ждали факелов груды дров, а люди взирали на горизонт в ожидании рока, что вот-вот явится по их души.
Тем временем в переполненной гавани Лиссабона ждал приказаний поднять паруса и, во имя Господа и короля Филиппа, низвергнуть в прах королеву еретиков огромный флот – Grande y Felicícisma Armada[10].
А в разделявших их водах бушевали, кипели шторма, насылавшие на оба берега Ла-Манша проливные дожди и ураганные ветры.
В рассказах и слухах величие испанской Армады достигало невероятных высот. На
