Ладони Била на плечах всерьез угрожали Девенову самообладанию. Какой-то месяц назад он видел перед собой блестящее, интересное будущее, коему придавали цель и смысл покровитель и молодая жена. Теперь в его будущем не стало ни того ни другого.
Остался лишь долг – долг перед господином главным секретарем.
Шагнув назад, Девен высвободился из Биловых рук. Голос его зазвучал тверже и ровнее, чем он ожидал:
– Несомненно, вы правы. Однако все это не дает нам ответа на вопрос о неизвестном игроке. Вы не знаете, здесь ли он до сих пор, но и с уверенностью утверждать, будто он исчез, вы тоже не можете. Я собираюсь это выяснить. Вы мне поможете?
– Чем смогу, – поморщившись, отвечал Бил. – Со смертью сэра Фрэнсиса дела пришли в такой беспорядок… Чтоб сохранить плоды его трудов, приобретенных им агентов и осведомителей, я должен найти того, кто взвалит весь этот груз на свои плечи.
Эти слова разогнали туман уныния, окутавший Девенов разум. Правда, об этом он еще не думал, но Бил был абсолютно прав: использовать людей Уолсингема как подобает смог бы лишь человек, занимающий высокое положение в Тайном Совете.
– У вас уже есть кто-либо на уме?
– Да, Берли начал прощупывать почву, чего я вполне ожидал. Но и Эссекс со своей стороны выразил интерес.
Девен понимал, что это неучтиво, однако ж не сдержался и фыркнул.
– Эссекс? Для разведывательной работы у него маловато терпения.
Да и ума.
– Истинно так. Но он женат на дочери сэра Фрэнсиса.
– Что?
Бил тяжело вздохнул и вновь опустился в кресло.
– Втайне. Не знаю, когда это произошло, не ведаю, знал ли об этом сэр Фрэнсис… но Эссекс сообщил мне об этом в расчете на укрепление своей позиции, – сказал он, поднимая на Девена усталый взгляд. – Только не проговоритесь о сем королеве.
– И рисковать, что в меня запустят туфлей? Ну уж нет!
Одному Господу ведомо, как и отчего Эссекс стал фаворитом Елизаветы после смерти своего отчима, Лестера. Да, привязанность королевы понять было несложно: ей далеко за пятьдесят, а Эссексу не исполнилось и двадцати пяти. Однако в искреннюю любовь Эссекса к королеве Девен не верил. Мудростью и политической прозорливостью Елизаветы можно было восхищаться до сих пор, но вот ее красотой – это вряд ли, а между тем Эссекс не принадлежал к тем, кто способен полюбить в женщине ум. Стало быть, и любовь его продлится ровно до тех пор, пока фавор приносит ощутимые выгоды.
– К несчастью, – продолжал Бил, – когда все необходимое будет сказано и сделано, я не смогу передать преемнику все целиком, пусть даже Берли либо Эссекс уступят место другому. Слишком уж многое, не будучи доверено бумаге, хранилось только в голове сэра Фрэнсиса. Все его осведомители неизвестны даже мне.
Этому горю Девен помочь не мог. Действительно, всеми своими секретами Уолсингем не делился ни с кем, а без могущественного покровителя сам Девен не имел никакого хоть сколь-нибудь ощутимого политического веса. Отныне к фавору и высоте положения придется пробиваться, как только возможно.
Если только…
Если Уолсингем был прав и неизвестный игрок время от времени имеет прямой доступ к самой королеве, Елизавета наверняка знает, кто он таков. Однако довольна ли она сложившимся положением? Памятуя о ее отвращении к действиям по указке советников, нет. И если Девен, узнав, кто это, сумеет воспользоваться сим знанием, чтобы лишить его влияния…
Да, в красоте ему с Эссексом не равняться. Но ведь ему и не хочется взваливать на себя бремя фаворита Елизаветы. Все, что ему нужно – ее благоволение.
И такая победа вполне может в этом помочь.
Девен вернулся на место, сел и отодвинул донесение о распускаемых католиками слухах, не удостоив его и взгляда.
– Поведайте мне, – сказал он, – что вы знаете о нашем неизвестном игроке?
Халцедоновый Чертог, Лондон,
9–12 апреля 1590 г.
Улучшения условий ее заточения следовали одно за другим, шажок за шажком, дразня, причиняя просто-таки танталовы муки. Первым был оставленный в темнице табурет, за коим вскоре последовал факел и мягкий тюфяк для сна. Затем – более удобная темница, не из тех, что располагались под самым фундаментом Белой башни. Ради такой награды Луне пришлось рассказать мадам Маллин о прыжке с белых скал Дувра и о погружении на три сотни футов в покрытые рябью воды Английского канала. Ни о каких шутках не было и речи: странно мерцавшая жемчужина, которую ей дали проглотить, позволила Луне остаться в живых под водой, пусть и не двигаясь с грацией нимф ее эскорта и ожидавших на дне обитателей глубин.
Морской народ. Роаны. Эфемерные духи, рожденные из пены прибоя. А в глубине – еще более странные существа. Правда, самого Левиафана ей повидать не довелось, но и меньших морских змеев, до сих пор нет-нет да всплывавших на поверхность пролива, отделяющего Англию от Франции, оказалось вполне довольно.
Можно ли счесть жителей вод дивными? Что определяет природу дивных? Морской народ показался чуждым, завораживающим, пугающим даже ей, Луне. Понятно, отчего смертные слагают о нем столь странные сказки.
Однако дела человеческого общества морских жителей нимало не трогают. Это-то, как сообщила Луна мадам Маллин, и есть главная трудность. Дивные, обитающие в темных щелях и закоулках мира смертных, стремились поближе к людям из-за восторга перед человеческой жизнью. Халцедоновый Двор был только ярчайшим из подтверждений этого восторга, самым глубоким, самым старательным подражанием человеческим обычаям. В этом смысле морской народ больше напоминал жителей дальних пределов Волшебного царства, меньше других затронутых переменами. Однако те, кто жил в Волшебном царстве, по крайней мере дышали воздухом и ходили по земле, а под волнами моря простирался мир, где верх и низ почти не отличались от севера либо востока, где жизнь текла согласно иному, непостижимому ритму.
Даже теперь, говоря о них, Луна снова и снова обращалась к метафорам, к подхваченным в море фигурам речи, уподоблявшим все вокруг капризному, непредсказуемому поведению воды.
Эти-то сведения и помогли Луне перебраться в более удобную темницу. А пример дипломатии в подводном обществе вернул ее в прежние покои, под домашний арест, где стражами у дверей командовал не сэр Кентигерн, а сэр Пригурд Нельт.
И вот настал час окончательных переговоров – тех самых, которых Луна уже давненько ждала с нетерпением.
– Ну, а теперь, – едва покончив с любезностями, сказала мадам Маллин, – что я хочу услышать, вы знаете. Истории о том, как вы попали в морские глубины и что там увидели, весьма интересны, за что я вам благодарна. Однако я продемонстрировала добрую волю, вызволив вас из темницы. Настало время платить по счетам.
Обе сидели у огня в гостиной Луны с бокалами
