В эту минуту, следуя с письмом от совета из Сомерсет-хаус в Сент-Джеймсский дворец да поплотнее запахнув плащ, чтобы хоть как-то уберечься от проливного дождя, Девен вновь вспомнил слова Била.
«Я понимаю: считать, будто некто отравил или проклял сэра Фрэнсиса, что повлекло за собою его безвременную смерть, много легче…»
Яд? Нет, дело, конечно, было не в яде. Однако по крайней мере одну особу, способную погубить человека при помощи черной магии, Девен знал.
Доктор Джон Ди…
Не обращая внимания на струи воды, заливавшие щеки и лоб, Девен поднял голову и устремил невидящий взгляд в серую завесу дождя. Ди. По слухам, некромант, якшающийся с демонами и подчиняющий своей воле духов. Но в то же время и друг Уолсингема… пошел бы он на столь подлое предательство?
Имелись тут и иные трудности. Шесть лет – шесть ключевых в повести о королеве Шотландской лет – Ди прожил на континенте. Но и работа Фагота во французском посольстве началась примерно во время отъезда Ди, и Гиффорд весьма кстати подвернулся Уолсингему под руку почти тогда же.
Не могли ли оба работать на астролога, пока тот пребывал за границей?
Кто-то сумел убедить Елизавету в своей правоте – вероятно, при личной встрече. Ди этого сделать не мог – разве что кто-либо потратил множество сил на сочинение и распускание ложных слухов о его путешествиях в компании Эдварда Келли. Счесть же, будто он сумел столь эффективно воздействовать на королеву через посредников – пожалуй, слишком большая натяжка. К тому же какое Ди дело до происходящего в Ирландии?
Девен встряхнул головой, окутавшись облаком брызг. Между тем гнедой мерин под седлом флегматично переставлял копыта, не обращая никакого внимания ни на ливень, ни на заботы хозяина. Как много вопросов, на которые нет ответа… но все же Ди – кандидатура самая вероятная. Перед отбытием на континент Ди много распространялся о великих видениях касательно невероятного взлета Англии под властью Елизаветы. Таким образом, королева Шотландии препятствовала осуществлению его пророчеств, и он вполне мог предпринять определенные шаги к ее устранению.
Вполне может статься, и его нынешние невзгоды – по крайней мере, отчасти – проистекают из разочарования Елизаветы, отправившей шотландскую кузину на смерть по чужой указке.
Что знает Девен о сегодняшних делах Ди, о должностях и благах, за коими тот обращался с прошениями к Короне?
Ответы всплыли в памяти незамедлительно – а вместе с ними и кое-что еще. Та, благодаря кому он все это узнал.
Анна.
«Слушать, что говорят вокруг, вовсе не шпионаж, да и ты меня ни о чем не просишь. Я делаю это по собственной доброй воле».
Да, сведениями о докторе Ди она делилась с ним весьма охотно. Именно от нее Девен прекрасно знал и о его безденежье, и о краже книг и бесценных инструментов из его мортлейкского дома, и о тяжбе с шурином за право владения этим домом. И даже о стараниях Берли вернуть в Англию сподвижника Ди, Эдварда Келли, дабы тот, пустив в дело свой философский камень, начал наполнять золотом казну Елизаветы. Все эти сведения Девен запоминал и откладывал в сторонку, так как не понимал, к чему бы их применить.
Мысли об Анне жалили, резали, точно нож. Со дня той ссоры в саду они не обменялись ни словом, а вскоре после, как сообщила Девену графиня Уорик, Анна испросила и получила позволение оставить службу. Отчего? Этого Девен не знал и графиню об этом не спрашивал: слишком уж болезненна была сия тема, слишком остры неразрешенные вопросы. Однако теперь эти мысли представили ситуацию в новом, весьма неприятном свете.
Чем могла заниматься Анна, служа доктору Ди, Девен даже не подозревал. Но если Ди – тот самый неизвестный игрок…
Новые «если»! С другой стороны, подозреваемых у него – раз-два и обчелся. Вот только гоняться за Ди в открытую, пожалуй, неразумно.
Но отчего он думает обо всем этом? Оттого, что действительно подозревает Анну и полагает, будто, отыскав ее, чего-то добьется? Или ему просто хочется еще раз увидеться с ней?
– И то и другое, – сознался он в полный голос, не обращаясь ни к кому определенному.
Мерин навострил уши, стряхнув с них капли дождя.
К тому времени, как Девен, вымокший, весь дрожа, добрался до Сент-Джеймсского дворца, решение было принято. Задержался он лишь для того, чтобы избавиться от мокрого плаща, и то только потому, что оставлять за собою лужи на полу в покоях знатной дамы не годится.
Вопрос, на какую причину ссылалась Анна, испрашивая позволения оставить службу, заставил графиню Уорик наморщить лоб.
– О вашей размолвке она ничего не говорила, хотя, полагаю, и это также сыграло свою роль. Нет, она сослалась на нечто иное…
В мокрой одежде, с вымокшими волосами, Девен изо всех сил сдерживал нетерпение.
– Трудно припомнить, – сконфуженно созналась графиня после долгих раздумий. – Весьма сожалею, мастер Девен. Возможно, болезнь члена семьи… О, да, теперь вспоминаю – так оно и было. Кажется, речь шла о ее отце.
«Отца у меня нет», – сказала Анна, когда он спрашивал, отчего она не может стать его женой.
Выходит, она солгала – либо графине, либо ему. И если ему, то не впервые.
– Очень жаль это слышать, – сказал Девен, всем видом своим изобразив озабоченность. – Быть может, тревога о здоровье отца и привела к нашей размолвке. Не знаете ли вы, где живут ее родные? Сейчас я отпущен со службы и мог бы нанести ей визит – хотя бы с тем, чтоб выразить соболезнования.
Смущение графини исчезло без следа. Она снисходительно улыбнулась – несомненно, подумав о любящих юных сердцах.
– Да, это будет весьма любезно с вашей стороны. Рождена она в Лондоне, в приходе Святого Дунстана на востоке.
В каком-то броске камня от дома Уолсингема, к югу и западу вдоль Тауэр-стрит… В поисках ответа Девен готов был ехать хоть в Йоркшир, а цель оказалась совсем рядом!
– Благодарю вас, миледи, – сказал он и удалился со всей поспешностью, какую только мог позволить себе, не преступая рамок хорошего тона.
Халцедоновый Чертог, Лондон,
14 апреля 1590 г.
После впадения в немилость из покоев Луны растащили все ценное, только на платья никто не позарился: очевидно, никому не хотелось показываться при дворе в одежде изменницы, заключенной в темницу под Белой башней.
Она нарядилась в вороновы перья – простое, но элегантное платье с открытым спереди воротом и тонкой работы кружевными манжетами. Теперь ей, как никогда, требовалось продемонстрировать верность Инвидиане, одевшись в королевские цвета. Серебряные волосы она зачесала наверх и заколола простыми булавками, не прибегая к иным украшениям: сегодня ночью ее девиз – не только верность, но и скромность.
Приготовившись к выходу, она перевела дух, распахнула двери и выступила за
