Эмброуз никогда и не собирался иметь с этой девчонкой много общего. Сабрина для него была малышкой, которая появилась в доме Спеллманов и сразу же оттянула на себя большую часть внимания тети Хильды. Среди ночи она просыпалась и вопила, а он не мог уйти из дома и скрыться от нее. Но ему было скучно, и он играл с ней – отчасти чтобы развлечь ее, отчасти чтобы развлечься самому. У Сабрины было очень серьезное лицо – да оно до сих пор такое, – однако ему всегда удавалось вызвать у нее улыбку.
«Я для тебя всего лишь игрушка», – сказала Сабрина. Может, она и права. Может даже, она умна и понимает то, что всегда знали их отцы: что Эмброуз навеки будет сплошным разочарованием.
Эмброуз не находил младенцев, даже самых красивых, такими уж интересными. Она завоевала его сердце не тогда. Гораздо позже. Сабрина – маленькая девочка в изящном платьице и ботиночках с пряжками. Уже тогда на ее лбу пролегала крохотная хмурая складочка, уже тогда она чувствовала ответственность за весь мир. Когда игра заканчивалась, она старательно убирала игрушки по местам, а вот Эмброуз оставлял их раскиданными по ковру, пока кто-нибудь не споткнется.
Он колдовал для нее, потому что, глядя на волшебные фокусы, малышка смеялась и смотрела на него восторженными глазами, а Эмброуз всегда был падок на лесть.
Однажды он сделал так, что ее лошадка-качалка помчалась по комнате бешеным галопом. Сабрина упала и ударилась хорошеньким личиком о стену.
Девочка разразилась слезами, и Эмброуз вышел из привычной расслабленности и встревоженно присел возле нее на корточки. Он уже был готов позвать тетю Хильду или тетю Зи, как вдруг Сабрина кинулась к нему в объятия. Она рыдала так, словно ее крохотное сердечко разбилось, пачкала его халат слезами и соплями, решительно сцепив ручонки у него на шее. И даже похлопывая малышку по спине, утешая, Эмброуз озирался по сторонам, ища того, к кому она на самом деле должна была обратиться за помощью, человека, который в первую очередь никогда не причинит ей боль. Того, на кого она могла бы положиться.
– Ох, Сабрина, Сабрина. – Он беспомощно поглаживал ее золотые волосы. – Ты ошиблась. Ты выбрала не того.
Несколько дней спустя он творил на чердаке какие-то забавные чары и вдруг услышал крик тети Хильды: «Сабрина!» Не успев опомниться, он с колотящимся сердцем рванулся вниз по лестнице, забросив и чары, и ингредиенты для них. Его охватило доселе неведомое чувство – страх и гнев на любого, кто посмеет тронуть хоть волосок на золотой головке малышки.
Он стал называть Сабрину сестренкой, словно это давало ему какие-то права на нее, словно помогало войти в ее жизнь, куда ему иначе ходу не было бы. Теперь он проводил на крыше гораздо меньше времени, и птицы куда-то разлетелись.
Тетя Хильда предложила послать Сабрину в людскую школу в Гриндейле: она же наполовину человек, и этого наверняка хотела бы ее мама, Диана. Эмброузу подумалось, что, должно быть, мать Сабрины – необыкновенная женщина, и не только потому, что ее любил Эдвард. А еще и потому, что Хильда считала нужным учитывать желания Дианы, поступать с девочкой так, как хотел бы не только Эдвард, но и она. Тетя Зи была против: чему научится Сабрина в школе для простолюдинов? Там даже латынь не изучают, а если не выучишь латынь до пятилетнего возраста, никогда не сможешь бегло говорить на этом языке.
Эмброуз удивил всю семью, вступив в бой на стороне тети Хильды и одержав победу. Ему не хотелось, чтобы Сабрина тоже была безвылазно заперта в этом доме.
Когда Сабрина пошла в школу, он скучал по ней даже сильнее, чем сам ожидал. Весь ее долгий первый школьный день он провел на чердаке, прислушиваясь, не стучат ли по дорожке ботиночки с пряжками, не бегут ли они по дорожке, вдоль поворота, мимо кладбища и скрюченного дерева, под желтой вывеской, вверх по лестнице, прямо к нему.
Возвращаясь, Сабрина всегда сидела с ним и взахлеб рассказывала о друзьях, только что приобретенных и уже любимых: Харви, Роз, Сьюзи, опять Харви.
Харви, Харви, всегда только Харви. Сабрина – девушка решительная и твердо верит, что все ее решения правильны. Эмброуз, как ни мечтал, не мог развить в себе такую же уверенность, какая была дана ей от рождения. Настоящая дочь своего отца. А он так и не сумел стать настоящим сыном своего отца. Она из тех, кто склеивает куски разбитого мира. Не дрогнув смотрит в лицо любому урагану.
Эмброуз и есть ураган, только в стакане воды. Он даже не пытается переубедить Сабрину, если она что-то втемяшила себе в голову или в сердце.
Если бы она втемяшила себе в голову помочь ему, то он почти не сомневался – сумела бы. Но она всегда заботилась только о своих друзьях. Для нее Эмброуз был только пленником в своем доме и никем иным. Ей, кажется, никогда не приходило в голову позаботиться о нем, и временами он ее за это почти ненавидел.
Но достоин ли Эмброуз ее заботы?
Он сражался за то, чтобы девочку выпустили из дома и отдали в школу, а потом завидовал, что она может вырваться отсюда, а он нет. Будь он получше, не стал бы на нее так обижаться. Будь он хоть отчасти таким волшебником, таким мудрым и опытным, как изображал себя перед ней, то не совершил бы прежних ошибок. До Сабрины, кажется, постепенно доходит то, что он понял давным-давно. Ему нельзя доверять.
Не будь он заперт здесь, ни за что не стал бы интересоваться подробностями того, как живут смертные. Он рисуется перед ней, а может, тешит собственное тщеславие.
Это его третья семья, а третий раз, как известно, всегда самый лучший. Ведьмы и колдуны, особенно Эмброуз, верят в приметы. Но иногда приметы не работают. Иногда их оказывается недостаточно. Ведь семья – это больше, чем просто обломки, насильно собранные воедино, из которых пытаются сложить нечто целое.
Эмброузу часто думается, что у него должна быть настоящая семья. И у Сабрины тоже.
Эмброуз давным-давно привык, что за решительным топотом Сабрининых ботиночек слышится тихое шарканье кроссовок. Харви, преданный поклонник, много лет провожал Сабрину домой. Это началось задолго до того, как
