"Ничего, к утру, может быть, высохнет". Он подошел к своему мешку, покопавшись, вытащил большую тунику, кинул мне.
"Переодевайся" И отвернулся. Я понимаю, надо переодеться. Одежда вся мокрая насквозь, а сама красная как свекла — все-таки мужчина рядом, хоть и сорх. Но делать нечего. Пересилив смущение, быстро стянула мокрую одежду и залезла в тунику… ммм как тепло. Глянула на себя — можно было и не стесняться — туника мне ниже колена. Немудрено — я коту не достану макушкой и до плеча. Антель подхватил меня и улегся на землю. Я даже пискнуть не успела. Трава почему-то стала сухой и густой, мягкой как перина. Сорх обнял меня и засопел в макушку. Боюсь пошевелиться. Уши горят. Такое чувство, что сейчас отвалятся. Зато сразу стало тепло, даже жарко.
"Чего ты дрожишь, Лиса? Не бойся, я тебя не съем. Представь, что спишь в обнимку с большим котом. До утра еще часа четыре, спи." Помогло. Погладила его по руке, мех мягкий, как шелк, как будто и вправду кошку глажу. Он вздрогнул, и заурчал. Под это урчание, я и уснула. Когда проснулась, первое что почувствовала — запах. Очень приятный, но не опознаваемый. Так пахнет гроза. Открыла один глаз, лежу уткнувшись Антелю в плечо, обняла его, еще и ногу закинула сверху. Какой стыд. Но так тепло и мягко. Посмотрела на него — не спит — глядит на меня и щурится, как, объевшийся сметаны, кот. Покраснела, нехотя стянула с него ногу и попыталась незаметно убрать руку.
"Зря, мне было приятно. Но вставать действительно пора". Моя одежда, естественно, вся не высохла — только брюки и рубашка. Пришлось, расстелив юбку, упаковать в нее жакет и увязать все это в компактный узелок. Хорошо, хоть шляпку я потеряла, когда бежала сквозь лес, а то и ее пришлось бы тащить. Антель отправился на охоту. Я, воспользовавшись моментом, переоделась и пошла умываться. Не успела ополоснуть лицо, как на поляну вернулся сорх с двумя уже освежеванными тушками каких-то зверьков. Он ведь без ножа, босиком, все в тех же кожаных штанах. Интересно где нож? Но спрашивать не стала — неудобно. Позавтракав жареным мясом, отправились в путь. Все утро накрапывал мелкий дождь, солнышко изредка выглядывало в просветы между тучами, но тут же скрывалось вновь. Идти приходилось по звериным тропам, иногда обходя буреломы и поваленные деревья. По земле стелились кусты лесной малины, приподняв колючую ветку увидела спелые темно-красные ягоды… Антелю пришлось немного подождать, я очень любила малину. Собственно, возле малинника мы и остановились на привал. Сорх с любопытством смотрел, как я, с детским восторгом, собираю спелые ягоды на большой лист лопуха. Пообедали, остатками завтрака, на десерт ароматные сладкие ягоды. Немного передохнули и вновь двинулись в путь.
Лес понемногу светлел, исчезли буреломы. Ельник постепенно сменяли лиственные деревья, украшенные яркими осенними красками. К вечеру я так устала, что еле переставляла ноги. Антель сказал, что до замка еще полдня пути. Далеко же меня занесло. Сама бы, наверное, не выбралась. Вышли на небольшую полянку. Высокая трава мягко шелестела пожелтевшими макушками, вокруг росли кусты с нарядной, ярко красной листвой. Дождик идти перестал, небо прояснилось, закат был оранжевым с золтистыми искрами заходящего солнца. Красота. И тут я стала свидетелем рождения маленького родничка. Сорх постоял немного посреди поляны и уверенно двинулся в сторону заходящего солнца. Не дойдя до зарослей несколько шагов, присел и сосредоточил взгляд на земле у своих ног. Сначала ничего не происходило, но потом, земля приподнялась бугорком и послышалось журчание, в траве запел маленький ручеек. Антель подложил под струю воды плоский камень и опять сосредоточился. Края камня поползли вверх, приобретая форму чаши. Вот это да. Спать легли опять вместе, плащ и моя одежда еще не высохли. В этот раз, я лишь слегка смущаясь, устроилась в кольце его рук. Поглаживая мягкую шерсть на запястье, уснула под мурчанье самого большого в мире кота. Проснувшись, обнаружила свои своевольные конечности там, где им быть не положено, то есть на груди и бедре мужчины. Антель, опять рассматривал меня, своими смеющимися, хитрыми глазами. Смутившись, решила восстановить порядок в руках и ногах.
"Подожди, не убирай руку. Мне очень понравилось, как ты меня гладишь. Сорхи никогда не мурчат для людей, ты особенная и очень вкусно пахнешь." Тут я вскочила, как ошпаренная. Он меня обнюхивал. Лицо стало темно-бардовым.
"Вы, люди, смешные. Ваши чувства написаны у вас на лице, их можно читать, как открытую книгу. Что ты краснеешь? Я ведь, просто высказал свои мысли вслух. Мне действительно нравится твой запах и то, как ты гладишь мою руку, и даже то, неслыханно, — тут он картинно закатил глаза, — что ты складываешь на меня, обутые в сапоги ноги" Я не удержавшись рассмеялась, напряжение лопнуло, как и не бывало.
"Приводи себя в порядок, в обед мы будем в замке барона, а ты всклокоченная, как будто тобой пол подметали". Я опять вспыхнула маковым цветом, похожа на пугало, в грязной помятой одежде. Хоть волосы и были когда-то заплетены в тугие, блестящие косы, сейчас представляли собой жалкое зрелище. И что же делать? Антель довольный, что вогнал меня в краску, полез в свой мешок и достал оттуда красивый серебряный гребень. Протянул его мне и пошел за завтраком. Сорх давно пришел и приготовил мясо, а я, со слезами на глазах, все никак не могла разгрести свои волосы. Антель покосился на мои муки, подошел и сел за спину. Отобрал гребень и стал нежно распутывать и расчесывать мои многострадальные волосы. Мне так понравилась его возня с волосами, впору было и самой размурчаться. Только все как-то, слишком быстро кончилось. Кос у меня на голове, понятное дело не появилось, а вот хитро заколотая прямыми палочками шишка на затылке, образовалась.
"Мне понравилось распутывать твои волосы. Не против если я в следующий раз снова причешу тебя?" Еще как не против. Такого блаженства я еще не испытывала. Меня так нежно причесывала только мама. А после ее смерти, пришлось учиться самой, иначе с нашими горничными, осталась бы без волос.
Замок показался во второй половине дня. Высокий хищный, со стрельчатыми узкими окнами, длинными башенками, и крепостной стеной со рвом. Мой дом окружали обширные пастбища для лошадей. Отец всегда гордился своим родовым гнездом, холил и лелеял
