— Я понял, — Матвей ощутил, как от теплого взгляда Яковлева сильней забилось сердце. — Задавай теперь свой вопрос.
Яковлев задумчиво промычал, затем спросил:
— Ты больше любишь чай или кофе?
Матвей уставился на Яковлева, как баран на совершенно новенькие покрашенные ворота. Что за?..
— Эй! — возмутился парень. — То есть, вместо того, чтобы допытываться о моей личной жизни, ты решил спросить, что я люблю: кофе или чай?!
— А что такого? — Яковлев сжал уголки губ, из-за чего Матвей понял, что тот сдерживается, чтобы не засмеяться. — Отвечай на вопрос.
— И то, и то нравится, — буркнул ошеломленный Шестерняков. — Но если чай, то немного сахара и лимон, а если кофе, то несладкий и с небольшим количеством сливок.
Повисла тишина, в молчании которой Матвей пытался понять, что вообще происходит. Он не улавливал ход мыслей мужчины вообще.
— Про то, что у тебя никогда не было мужчины, я уже догадался, — подал голос Яковлев, и его свободная рука неожиданно скользнула к колену Матвея, на которой лежала ладонь парня. Их пальцы переплелись, и Шестерняков сглотнул, почувствовав, как во рту пересыхает. Он поскорей сделал глоток, но руку не отнял, вместо этого уставившись в боковое стекло, замечая, как медленно Форд двигается в пробке. — Понял я это и по твоим словам, и по тому, как ты реагируешь. Расслабься, Шестерняков, все хорошо. А то, что у тебя девушек было достаточно и так ясно. Лицом и мозгами не обделен. Комбо для слабого пола.
Матвей поворчал, что-то промычал себе под нос, крепче стискивая чужие пальцы. Рядом с Яковлевым пусть и потряхивало от ощущений чего-то странного внутри, но в то же время было спокойно.
Из потока машин они выбрались где-то через час, и Яковлеву пришлось высвободить свою руку, чтобы уверенней вести Форд. Матвей сцепил зубы, чтобы сдержать недовольный вздох. Еще чего — показывать Яковлеву свое разочарование! Больше Матвей вопросов относительно прошлого Яковлева задавать не стал. Время еще есть. И Михаил Александрович молчал, только единственный раз поинтересовался, настолько ли сильно, как Матвей это показывал, ему понравилась судебная медицина. Тот закивал, отвечая, что очень понравилась, и Яковлев удовлетворенно улыбнулся, не отвечая на словесные изливания парня ни слова.
До соснового парка добрались без приключений. Когда машина свернула на длинную парковку, Матвей заметил лишь парочку машин, стоящих тесно друг к другу. Ставить Форд можно было где угодно, столько свободных оказалось мест. Выйдя из автомобиля, попутно застегивая куртку, Матвей сладко потянулся, вдыхая воздух, пропитанный запахом влаги и сосен. Непередаваемый аромат будоражил чувствительные рецепторы. Величественные деревья возвышались над головой, чуть покачивая верхушками от дуновения ветра. С парковки асфальтированная дорога, прегражденная шлагбаумом, чтобы машины не заезжали, вела в сам парк, разветвляясь на многие узкие тропинки. То тут, то там стояли небольшие забегаловки в виде киосков быстрого питания или прокатных магазинчиков, где при большом желании в аренду можно было взять ролики или велосипед. Разумеется, не шло и речи об отсутствии фонарей, освещающих дорожки, придавая окружающему еще больше таинственности и волшебства, подсвечивая своим светом каждый камешек. Пусть трава еще не зазеленела, и кое-где из-за прохладных деньков лежал снег, но красота места все равно вызывала восторг.
— Красиво, — раздался с боку голос Яковлева, который протянул Матвею его недопитый кофе и пакет с круасанами. — Ты уверен, что здесь можно вечером гулять?
— Можно, — Шестерняков хлебнул остывающий напиток в стакане. — Конечно, взять велики на прокат мы не сможем, но просто посидеть на скамейке или погулять по самому парку — запросто.
Яковлев глубоко вдохнул, зажмурился, после чего поставил Форд на сигнализацию. Матвей кивнул в сторону парка, заметив, что благодаря установившейся на сегодня безоблачности, на небе красиво сверкали далекие звезды. Они отправились в парк, где бродили по тропинкам, поедая круасаны. Матвей так и норовил отхапать побольше выпечки, а Яковлев его не останавливал, лишь подтрунивал, что кое-кто обжора. Шестерняков только отмахивался, поедая наивкуснейшие сладости. Тем более, не он ведь за них платил в конечном счете. Они еще некоторое время погуляли, иногда обсуждая свои увлечения. Оба занимались в свободное время в качалке. Потом они обсуждали работу самого Матвея в больнице (парень рассказал много курьезных случаев, над которыми оба посмеялись). Однако весной ночью все еще было достаточно прохладно, и вскоре Матвей начал замерзать. Парень зашмыгал носом, и Яковлев поспешил вернуться к машине.
— Не так уж я и замерз, — возмущался Матвей. — Всего лишь ветерок прохладный дунул.
— Ага, и именно поэтому у тебя скоро сопли пойдут, — ответил Яковлев, заталкивая недовольного парня в машину. — Если ты заболеешь, то это будет моя вина. Сам знаешь, что на шестом курсе пары лучше не прогуливать.
Матвей побурчал, что, вообще-то, уже взрослый мальчик, но с Михаилом Александровичем не мог не согласиться. Свидание подошло к концу, и у Шестернякова в голове зазвучал набатом разговор с Сашкой о соблазнении Яковлева. Тот пока что возился с кнопками, настраивая температуру в салоне, чтобы побыстрей согреться, а Матвей, пользуясь моментом, без зазрения совести рассматривал мужчину. Время, проведенное с ним, Шестернякову очень понравилось. Более того, кажется, никогда такого приятного свидания на памяти Матвея у него не было. Яковлев не приставал, не лез с поцелуями, пытаясь намекнуть, что не прочь провести время в постели. Вообще, вел себя крайне галантно. До зубного скрежета правильно. И это начинало раздражать. Матвею-то, собственно, было приятно такое отношение, но и прикосновений, неожиданно, стало не хватать.
Яковлев, наконец, выпрямился, повернувшись к Матвею, чтобы что-то ему сказать, но тот быстро потянул его на себя, прижимаясь губами к чужому рту. В результате, они больно ударились носами, когда Яковлев от неожиданности дернулся, а Матвей придачу ко всему еще и губу прикусил.
— Ау! — вскрикнул Шестерняков, касаясь заболевшей губы.
— Мне тоже больно, между прочим, — возмутился Яковлев, потерев нос. — Что ты вообще делаешь?!
— Как это «что»?! — обиженно надулся Матвей. — Соблазняю тебя!
========== Глава 13. ==========
- Ч-чего? – Яковлев потерял дар речи, но потянулся вперед, отодвигая ладонь Матвея в сторону, осматривая место укуса. – Что это значит?
Матвей от досады расстроился. Да уж, герой-любовник, ей Богу! Не мог по-нормальному соблазнить мужика. Вместо этого получилась до глупости ужасная ситуация.
Парень поморщился от прикосновения Михаила Александровича. Тот закопался в бардачке, доставая оттуда влажные спиртовые салфетки. На немой вопрос Шестернякова, мужчина спокойно ответил:
- Привычка всегда возить с собой антисептик, - от дурацкого выражения удивления мужчина не избавился даже тогда,
