- Не люблю подобные словечки, - дыхание Матвея на секунду сбилось, когда чужие губы коснулись его кожи.
- Но тебе идет прозвище “мышонок”, - улыбнулся мужчина, продолжая наглаживать спину парня. – Такой пугливый, смешной, очаровательно милый…
- Прекрати! – возмутился Матвей, стукнув мужчину по плечу, слушая смешок от него в ответ.
- Ладно, не буду, - Яковлев снова прижался губами к груди Матвея, выцеловывая только ему известные рисунки.
Матвей прикусил губу. Михаил Александрович оказался прав – в подобной позе стало значительно легче. Проще от того, что складывалось ощущение, что Матвей сам руководит процессом, возвышаясь над мужчиной, имея возможность в любую минуту его оттолкнуть. Но чужие ласки все плохие мысли начали выветривать из головы. Матвей получал удовольствие от разыгрывающегося процесса. Он чуть поерзал на чужих коленях, а его пальцы невольно крепче стиснулись на плечах Яковлева, словно давая понять, что тот действует в верном направлении.
Когда губы Михаила Александровича обхватили сосок, а язык провел влажный полукруг по нежной коже, Матвей охнул, изумленно уставившись на мужчину.
- У меня что, блять, соски чувствительные?! – вырвалось у парня, взглянувшего на Яковлева, посмотревшего взглядом «а-ля ты – прикалываешья?» в ответ.
- А почему они могут быть у тебя нечувствительными? – поинтересовался мужчина и в довесок ко всему, пальцами ущипнул влажную горошину.
Матвей охнул, вздрогнув от приятной истомы, пронзившей позвоночник. Это оказалось приятней, чем он думал. Он снова поерзал на чужих коленях, ощущая, как Яковлев начинает возбуждаться.
- Сделай так еще, - попросил Матвей, жадно притягивая мужчину к своей груди ближе. – И потрогай меня ниже.
Честно признаться, от незатейливых движений у парня встало. Не железобетонно, конечно, но весьма крепко. И когда Яковлев послушно повторил свои движения, Шестерняков не сдержал довольного стона. Это было изумительно! Михаил Александрович, точно зная, как доставить наслаждение, действовал слегка напористо, но очень верно, облизывая, покусывая, ладонями переходя со спины Матвея на его ягодицы, сжимая их. Одной рукой продолжая терзать полукружия упругой задницы, другой Яковлев скользнул к паху парня, сжимая полувставший член в кольцо пальцев. Матвея выгнуло, и он, не сдерживаясь, издал всхлип, крайней сильно похожий на тот, который испугал его в первый раз. А сейчас становилось похер. Похуй на все, кроме рук Яковлева, кроме его укусов-поцелуев, терзающих припухшие, ставшие крайне чувствительными, соски. Пусть эта мука продолжается вечно.
Но только получать удовольствие никак не прельщало парня. Надавив на плечи мужчины, Матвей заставил его лечь на спину. И как только мужчина это сделал, парень навис над ним сверху и впился поцелуем в его губы. Поцелуй вышел собственнический, захватывающий и требующий ответ на каждое движение. Яковлев позволял делать все, что Матвею захочется, и тот таял от вседозволенности, которую Михаил Александрович ему дарил. Шестерняков словно оказался в приятном мареве, ощущая свое тело, как разряд тока в раскаленном до предела проводе. Еще чуточку и закоротит.
Яковлев рыкнул, потянувшись губами за отстраняющимся Матвеем, желающим вдохнуть хотя бы немного необходимого живительного воздуха. Мужчина вцепился в чужой рот, куснув парня, словно запрещая думать о побеге, и, проиграв неравный бой, Шестерняков сдался. Он почти распластался на мужчине сверху, потираясь возбужденным членом о его живот, чувствуя, как руки Яковлева оглаживают поясницу, скользят ниже к заднице, раздвигая половинки, но не стремясь коснуться сжимающегося колечка мышц.
- Я хотел быть нежным, но мое терпение кончается, - отчаянно выдохнул охрипшим голосом Яковлев, заглядывая в глаза Матвея. – Ты готов?
- Не знаю, - честно признался парень, не сразу сообразив, что ему говорит любовник. – Но я хочу дойти до конца.
Яковлев кивнул, поцеловал Матвея в кончик носа и, резво дернувшись, перевернул его на спину, нависнув сверху. Шестерняков сразу замер, напрягся от смены позиции, взглянув снизу вверх на мужчину. Но раздумывать дальше ему не позволил Яковлев. Взяв ладонь парня, тот приложил его руку к своему паху. Матвей перевел взгляд с груди Михаила Александровича на его живот и ниже. Пальцы сомкнулись на внушительном члене, скрытом тканью штанов.
- Я хочу тебя, - честно, без всяких обиняков, заявил Яковлев. – Хочу до умопомрачения.
Матвей фыркнул, польщено улыбнулся. Серебристые глаза Михаила Александровича от возбуждения стали гораздо темней, насыщенней, еще прекрасней, гипнотизируя и завораживая не хуже, чем качественный афродизиак, возбуждая и высвобождая на свет самые потаенные желания. Матвей сполз чуть ниже, для своего собственного удобства, и потянул штаны мужчины вниз. Вместе они избавились от мешающей одежды, и уже через пару минут Яковлев, по-хозяйски раздвинув колени Матвея, оказался между его ног. Их возбужденные плоти соприкоснулись, заскользив друг по другу. Мужчина, совершая толчкообразные движения, имитируя половой акт, прижимался к Матвею, который, осмелев, закинул ноги на поясницу Яковлева. Перед глазами Матвея заплясали звездочки. Он только смог ухватиться за плечи Михаила Александровича, впиться таким нужным поцелуем в его губы, позволяя творить все, что тот захочет.
Шестерняков подошел к самой грани, почти всем телом ощущая, как подступает оргазм. Он задохнулся от стона, но Яковлев резко затормозил на повороте, отстраняясь, чем вызвал опечаленный подобным исходом всхлип. Мужчина хмыкнул, высказывая свое довольство от происходящего. Матвей даже не успел сообразить, что делает Яковлев. Раздался лишь скрежет чего-то открываемого, и Михаил Александрович перестал давить сверху своим весом, сев в ногах. Матвей приоткрыл глаза, расфокусированным взглядом посмотрев на мужчину. Когда парень понял, что собирается делать мужчина, он сглотнул.
- Не переживай, - Яковлев, чуть склонившись, размазывая по ладони вязкую субстанцию, поцеловал Матвея в коленку. – Я буду очень аккуратен. Ты не почувствуешь боль, но если станет дискомфортно, то сразу говори.
Матвей весь подобрался, став единой плотной пружиной. Но он понимал, что необходимо как можно сильней расслабиться. И, вдохнув поглубже, унимая бешеное сердцебиение, парень кивнул, тем самым сообщая, что готов и согласен со всем, что будет делать Михаил Александрович. Матвею на секунду почудилось, что он расписался на бумажке приговора, поставив размашистый автограф.
Яковлев, бормоча что-то успокаивающее, расставил ноги Матвея пошире, но вдруг передумал и попросил его перевернуться на живот и встать на колени. Лицо парня окрасилось пунцовым цветом.
- Ужасная поза! – возмутился Шестерняков.
- Но так будет проще, - пообещал Яковлев, и Матвей, прищурившись, не веря, все-таки выполнил просьбу, вставая в коленно-локтевую, пряча горящее румянцем лицо в подушку.
Шестерняков попробовал расслабиться, стараясь не думать о том, что будет дальше. Удавалось с трудом. Тем более парень не видел, что мужчина делает. Все его чувства обострились до предела, так что не было ничего удивительного в том, что Матвей вздрогнул, дернувшись, когда влажные пальцы мужчины коснулись между ягодиц.
- Тише, - пробормотал Яковлев, целуя Матвея
