Так пролетело несколько недель, и наступила весна, радуя выглядывающим солнцем из-за туч и небольшим потеплением. Рафаэль дома почти не появлялся, «прописавшись» в библиотеке, занимаясь беготней за преподавателями, чтобы достойно защитить диплом и выйти отличным специалистом из стен колледжа. Поэтому все свободное время Алек проводил в квартире с Магнусом: они то смотрели телевизор, лениво целуясь и ведя тихие разговоры, то готовили вместе завтраки-обеды-ужины, подкалывая друг друга на тему,
кому больше идет фартук.
Еще по вечерам парни обожали нежиться в наполненной пеной ванне. Магнус, прижимаясь спиной к груди Лайтвуда, откинув голову ему на плечо, с наслаждением слушал бархатистый голос парня, рассказывающий, как у него прошли те часы, что они с Бейном не видели из-за учебы.
Алек, водя кончиками пальцев по груди азиата, вырывал из его груди тяжелое дыхание и нежные стоны, заводившие обоих с пол оборота, и в конечном итоге общее принятие ванны заканчивалось вполне логически — в постели, на смятых простынях.
Вообще, порой Магнус чувствовал себя ненасытным животным, седлая бедра Алека, наслаждаясь им, его горячим возбуждением внутри себя, которое задевало чувствительное местечко. Они столько раз любили друг друга, что за, отведенное для этого время, успели изучить любую повадку, всякое предпочтение и то, как кому нравится, когда его доводят до пика.
Александр обожал, когда Магнус, сжав коленями его бедра, глубоко насаживался в медленном ритме, сводя с ума блеском желто-зеленых глаз, поглядывая на любовника из-под пушистых темных ресниц. Бейн раскрепостился в постели настолько, насколько только мог, больше не стесняясь пробовать нечто новое, отдаваясь Алеку целиком и полностью.
Когда наступили выходные, Магнус проснулся от непривычной пустоты в постели. Алек не стал оставаться на ночь, оправдавшись тем, что ему нужно подтянуть некоторые моменты в учебе, да и Джейс начал ворчать, что его брат, словно женился, став подкаблучником, который практически не уделяет друзьям время. Бейн не мог отчасти не согласиться с блондином, ведь Александр по выходным предпочитал валяться в кровати у возлюбленного, а не гулять с Софи и Джейсом в парке.
Магнус настоял, чтобы Алек разнообразил свой досуг и действительно уделил побольше времени семье. Азиат понимал, что делать одного человека своей Вселенной нельзя, что за пределами их собственного мирка, есть еще мир, которому они оба нужны. Александр вздыхал, хмурился, но соглашался с доводами любимого.
Он попрощался с ним вечером пятницы. Лайтвуд, целуя Магнуса у выхода из квартиры, все никак не мог оторваться от его губ, шепча «…вот, это самый последний… самый-самый последний», но поцелуи продолжались и продолжаясь, а большие руки зарывались под футболку, царапая нежную кожу и, понимая, что таким образом Лайтвуд точно не уйдет, Магнус насильно оторвал его от себя и выпихнул за дверь, шутливо угрожая, что если тот не слиняет, то не увидит секса целую неделю. Угроза подействовала и Алек, фыркнув и засмеявшись, ушел, попрощавшись до понедельника.
В холодильнике почти повесилась мышь — это Магнус понял сразу, стоило ему только открыть дверцу кухонного хранилища съестного. Рафаэль из-за занятости в колледже почти не готовил, предпочитая перебиваться блюдами в столовой, а вчерашние продукты Бейн потратил на ужин с Алеком, поэтому есть было категорически нечего. Вздохнув, Магнус укорил себя, что не пополнил запасы. Желудок требовал пищи насущной, поэтому, приведя себя в порядок и одевшись, Магнус решил сходить в магазин.
Выйдя из подъезда в легкой джинсовой куртке, под которой, тем не менее, была надета теплая водолазка яркого цвета, Бейн глубоко втянул воздух в легкие. Середина марта радовала солнечными днями, пусть и не такими частыми, как дождливые, но это было уже что-то по сравнению с холодным февралем.
Деревья все еще не обзавелись зелеными листиками, а в Центральном парке до сих пор катались на коньках любители зимнего вида спорта, однако, чувствовался приход весны по ставшему более светлым небу, по запаху города, что оживал с приходом теплых ветров. Магнусу нравилась весна из-за просыпающейся после долгой спячки природы, из-за пения птиц и распускающейся листвы.
Позади Магнуса, только-только вышедшего из подъезда и
наслаждающегося погодой, хлопнула дверь и послышался характерный щелчок зажигалки. Магнус не обернулся — мало ли прохожих здесь? Он уже сделал шаг, чтобы направиться в магазин, как со спины раздался смутно знакомый хрипловатый оклик, в котором едва заметно слышались мелодичные нотки, некогда украшавшие голос их обладателя.
— Привет, Магси, — у Бейна сердце упало в пятки, ведь никто и никогда не называл его так, кроме одного единственного человека, о котором Магнус вспоминал все реже и реже. — Давно не виделись.
Азиату показалось, что еще никогда в жизни его тело не разворачивалось так быстро и так медленно одновременно, не веря своим собственным ушам. Он не мог быть здесь, он ведь исчез, как же…
Тысяча догадок и мыслей пронеслись в голове у парня, пока он, не понимая, как такое возможно, всматривался в темную фигуру неизвестного, застывшего рядом со ступенями подъезда. Тонкая ниточка никотинового дымка сизой лентой устремлялась вверх от красного огонька сигареты, что окликнувший Магнуса держал в зубах. Лицо было скрыто под капюшоном с пушистым мехом темно-зеленой куртки. Бейн мог оценить лишь длинные стройные ноги в черных джинсах и коричневые ботинки на шнуровке.
— А ты стал еще красивее, мой дорогой друг, — кажется, он улыбнулся. — Сколько же лет прошло, Магси?
— Э-эрик? — придушенно выдохнул Бейн дрожащим голосом.
Перед азиатом словно выросло его прошлое, приняв человеческий облик в виде того, с кем встретиться парень уже не надеялся.
Длинные тонкие пальцы потянулись к сигарете, и из чужого рта вырвался дым, клубами взвившись вверх. Когда был откинут с головы капюшон, Магнус едва не подавился стоном узнавания, сорвавшимся с его губ, и замер, вглядываясь и подмечая перемены.
На него смотрели те же, когда-то любимые небесной голубизной, глаза, которые он помнил, как наполненные теплотой и жаждой жизни. Но сейчас… Льдистые, неживые, будто бы под холодной коркой что-то умерло, а на ее место пришло полное безразличие к окружающему. Во взоре не сверкнула радость или восторг от встречи, не проскользнуло удивление. В них не было ничего, кроме равнодушия.
Почувствовав болезненный укол, и не веря в подобное, Магнус решил, что это всего лишь чудит его богатая фантазия.
Эти острые скулы на лице, мягкие черты лица и упрямый изгиб губ Магнус бы не смог забыть, отмечая, что черты стали грубей, гораздо взрослей, а возле рта появились глубокие складки, словно рот Эрика больше не знал никаких
