— Я в порядке. — Тальден устало улыбнулся и сказал, предвосхищая готовый сорваться с моих губ вопрос: — С девочкой тоже все хорошо. Сейчас она спит.
— Вам бы тоже не помешало отдохнуть, — заметила эссель Никса.
Вот-вот. А я пока поем на неделю вперед.
Жаль, этот упрямец не соизволил прислушаться к дельному совету. С трудом оторвавшись от стены, покачал головой:
— Нам с Риан будет лучше вернуться в замок. — Он протянул мне руку. — Пойдем. А вы, — перевел взгляд на женщину, — если заметите, что у кого-то из детей проявляются хоть малейшие признаки болезни, сразу дайте мне знать. Не ждите до последнего.
Эссель Никса развела руками:
— В том-то и дело, что не было никаких признаков. Еще утром Синия улыбалась и выглядела здоровой. А потом раз — и начала гореть.
Что значит «начала гореть»?!
Решив на обратном пути выпытать у дракона все что можно о странном недуге, я простилась взглядом с последней нетронутой конфетой. Кивнула на прощанье радушной хозяйке приюта и отправилась следом за его шатающейся светлостью.
Ладно, тальден не шатался, но походка его не была твердой, как прежде, и я даже испугалась (хотя вру, даже не думала пугаться), что он, потеряв равновесие, кубарем скатится с лестницы.
И я бы его нисколечко не пожалела!
— Уверен, что тебе хватит сил добраться до площади, а потом еще и лететь в Огненный чертог?
— Не нужно никуда добираться. Ковер уже подан, моя элири, — с шутливыми интонациями в голосе произнес Огненный.
В сердце плеснуло обидой.
— Обязательно так меня называть?
— Хочу, чтобы ты привыкала к новому статусу и новой жизни, — безразлично пожал плечами этот изверг.
— А я хочу тебе напомнить, что я еще не твоя рабыня. Вот если не приму твою силу…
— Не если, а когда, — поправил он меня, заставив пожалеть о том, что не скатился с лестницы.
Уверена, Каррай с разбитой головой у моих ног смотрелся бы очень даже интересно.
В саду было оживленно. Занятия закончились, и детвора, высыпав на свежий воздух (хотя правильнее будет сказать — раскаленный), резвилась на солнце. Замечая Каррая, дети забывали о своих играх и неслись к нему. Малышня просилась на руки, ребята постарше спешили похвастаться своими успехами и достижениями в учебе. И все смеялись, болтали, стараясь перекричать друг друга и завладеть вниманием его вельможества хотя бы на минуту. А он их слушал. Внимательно, несмотря на то что едва держался на ногах. Интересовался их жизнью, к каждому ребенку обращаясь по имени.
Было видно, он хорошо знает их всех. Заботится о них.
Тем обиднее было мне стоять с ним рядом и продолжать слышать жестокие слова, эхом звучавшие в голове: «Хочу, чтобы ты привыкала к новому статусу и новой жизни».
Никогда к такому не привыкну. Просто не смогу!
— Обязательно было сейчас мне все это говорить? — спросила, когда мы отошли в сторону.
Во рту неприятно горчило от осознания, каким он может быть с другими и какой он со мной.
Все-таки это действительно месть. Не такая грубая и очевидная, как у эссель Элесбед, а, наоборот, тонкая и изощренная.
Каррай ответил не сразу. Только когда перед нами, негромко шурша, опустился ковер, Аман чуть сдавил мои пальцы, увлекая за собой, и холодно произнес:
— Чтобы ты не строила после сегодняшнего воздушные замки. Я не хороший, Риан. Я такой, какой есть.
— Ты чудовище! — обернувшись, бросила ему в лицо.
— Вот и не забывай об этом, — тихо сказал тальден и умолк.
Ковер, подхваченный магией ветра, плавно взмыл в небо и полетел над городом, провожаемый веселыми криками и детским беззаботным смехом.
Каррай меня не удерживал, а если бы попытался обнять, один из нас точно полетел бы обратно на землю. И, судя по состоянию его светлости, в зоне риска из нас двоих был именно он.
Летели молча. Я больше не любовалась окрестностями, не восторгалась красотами чуждого и чужого мне края. Сидела, обхватив руками колени, и уже не хотела ни о чем говорить, ни о чем расспрашивать.
Такой добрый, такой замечательный со всеми, а со мной… Элири. Рабыня. Это унизительное слово горело на языке, жгло мысли, испепеляло сердце.
Нет, какой же он все-таки двуличный мерзавец! Настоящее чудовище!
Мало его та болячка потрепала, лучше бы вообще отправился ее стараниями к таграм!
Я так увлеклась своими переживаниями и злостью на Огненного, что не заметила, как мы стали резко снижаться. Ковер дернулся, словно пытался нас сбросить. Испуганно вскрикнув, я вцепилась в его край и обернулась. Вовремя, чтобы заметить, как у тальдена закатываются глаза и он заваливается на бок. В последний момент успела вцепиться в его рубашку: ткань под моими пальцами угрожающе затрещала. Ухватившись за Каррая другой рукой, я с трудом удержала его на ковре. Да так и застыла, парализованная страхом, слыша, как в ушах свистит ветер. Его раскаленные плети безжалостно били по лицу, и мы неслись к темным шапкам деревьев так быстро, что сердце в груди не знало, как быть: стучать как сумасшедшее или замирать от ужаса.
— Чтоб тебя, Каррай! — выругалась я, еще крепче сжимая пальцы.
В последний момент ковру чудом удалось выровняться, и мы совершили практически безболезненное приземление в редком перелеске. По крайней мере, мне больно не было. Что же касается тальдена, то его, по-прежнему находящегося без сознания, отшвырнуло от меня к широкому стволу дерева. Сейчас Аман был еще более бледный, почти что пепельный.
— Каррай! — рванулась к нему и от души хлестанула по лицу.
Раз, другой. Ничего.
Потрясла за плечи. Реакция та же, то есть никакой.
Взгляд скользнул по широкой груди тальдена в тонкой, измятой моими стараниями сорочке. Дышит — и то ладно. Если бы еще цветом лица не походил на покойника, цены б ему не было. Ну вот что мне с ним делать?! Заметив пристегнутый к поясу князя мешочек с магией ветра, я едва не закричала от захлестнувших меня волнения и радости.
