— Было бы круто. Хотя, у тебя же в группе толпа народу.
— А у нас половина сейчас просто не ходит. Может будет человек пятнадцать максимум. Так что не переживай насчёт их, всё будет окей.
— Надеюсь… Ты заметила, что мы возвращаемся в старое русло?
— Есть такое, — задумчиво мычит Астрид, — Кстати, помнишь, как ты частенько читал мне строчки из песен перед сном?
— Конечно…
— Не хочешь попробовать? Мне было бы приятно услышать твой голос, когда ты пытаешься петь по нотам… — признаётся девушка; голос её слегка стих, стал нежнее и ласковее.
— Что-то весёленькое, или без разницы? Блин, я отвык от этого…
— Без разницы.
— Ладно… — Иккинг пару раз вздыхает, расслабляется.
Он любил петь. Даже в музыкальную школу ходил, правда не на вокал, а на фортепиано. Но, к сожалению, не окончил её — возник конфликт с учителем, из-за которого пришлось уйти с последнего года. На уроке хора парня хвалили, что он поёт по нотам, но, увы, голос иногда не брал высоких нот. Оно и понятно: взросление, всё такое.
Астрид прекрасно знала (и знает), что Иккинг живёт музыкой. Он сам словно какая-то мелодия, плавная и текучая, как вода. Посему позже у них появилась небольшая традиция — хотя бы раз в месяц Иккинг исполняет небольшой куплет какой-нибудь песни, неважно какой.
Он вспомнил один грустный трек, что, кажется, описывал всю его нынешнюю жизнь. Прикрывает глаза, в ушах слышит ту грустную мелодию…
«Я оставлю ребро на земле… Только ты в нём почувствуешь смысл… А для глаз остальных посади в нём цветы… Пусть хоть в чём-то я буду полезен…»
Иккинг хмыкает, вспоминая, как однажды он исполнил ей рэп-трек, полный пошлостей и различных намёков. Девушка смеялась, но в её голосе слышалось смущение и неловкость.
— В принципе, вышло круто. У тебя есть потенциал, — гогочет Астрид, чувствуя, как лицо люто горит. Она даже рада, что Иккинг не видит её.
— Правда? Спасибо, я так старался! — радуется Иккинг, тоже краснея, — Я недавно ещё один нашёл, не знаю, может ты его и знаешь. Рок-стар называется.
— Можешь напеть?
— Похоже нам не пережить себя, но как же сложно будто копить коды… — начинает ритмично и весело Иккинг, — из-под крышек газировки, в надежде сорвать джекпот на учёбу дочки.
— А-а-а, этот трек! Блин, я его обожаю! — восклицает громче девушка, — ты просто обязан спеть его! Я буду так счастлива!
Хэддок пару секунд молчит. Астрид тоже молчит.
— Я не пойду работать, рок-стар. Меня не будет до утра, рок-стар, — говорит Иккинг в трубку после исполнения грустного трека, — Батя увидел доску, снова выгнал из дома, есть деньги на Кубай и гарик — это рок-стар.
— Ты в курсе, что вторая часть вышла? — слышит наконец по ту сторону трубки голос подруги.
— Да… Она мне даже больше нравится.
Так продолжалось до тех пор, пока не наступил час ночи. Они долго болтали о новых треках, книгах и прочем, и наконец устали.
— Спать хочу невозможно, — призналась Астрид, следом зевая, — Поздновато уже.
— Да, ты права. Завтра ещё в школу эту идти чёртову, — бранится Иккинг, лёжа в кровати.
— Ну, тогда… Доброй ночи?
— Да, спокойной ночи. Люблю.
Иккинг отключается первым. Тут же замирает, понимая, что он только что сказал. Перекрывает ладонями свой рот, и лежит так минуты три, округлив глаза и глядя в потолок, освещённый лунным светом.
«Придурок! Придурок! ПРИ-ДУ-РОК!» — восклицает про себя Иккинг, начиная кататься по кровати туда сюда.
Астрид, услышав это, поняла, что сон как-то сам улетучился. Нет, ей показалось. Ей показалось. Ей-
«Он сказал ЧТО?!» — Хофферсон тоже замирает, бешено глядит куда-то по сторонам, не зная, как реагировать.
Сон как рукой сняло. Нет, они не уснут сегодня. Не в этот раз.
========== Lost ==========
***
… Опять это ты? Снова в отражении, опять это ты…?
Опять звенит будильник, что летит экраном вниз. Снова худое тело вылезает из-под одеяла и идёт в ванную. Снова белое лицо, снова угрюмый взгляд и снова желчное «Доброе утро» себе в отражение.
Иккинг проклинает себя за тупость и несдержанность. И как ему теперь выкручиваться?
— За что боролся, на то и напоролся, — говорит Иккинг себе в отражение; сильно хмурит брови. Его волосы как-то странно уложились сами собой, они сделали его каким-то на себя непохожим; но в хорошем смысле, круто даже смотрится, Астрид бы оценила.
За окном люто дует ветер. Его гул слышно отовсюду в доме. На душе становится как-то тяжело, а конечности холодеют. Иккинг потирает зудящие глаза, отходит от зеркала. Видеть себя не может. Больной урод, у которого не всё в порядке со сном и мироощущением.
Опять таблетки, опять бутерброды с водой вместо чая. Снова наушники и хлёсткий ветер в лицо, когда выходишь из дома. Снова белый снег и сиреневое небо… Вновь чувство ничтожности и ущербности; маленький голосок, твердящий, что скоро всё будет хорошо.
Астрид не звонила ему с утра. Иккинг не расстроен, нет. Может быть у неё нет времени, либо нет средств на счету, либо телефон разряжен и он стоит на зарядке. Или ей ко второму уроку и она отключила телефон, тихонько спит у себя дома?
И правда, ей надо было идти в школу чуть позже. Иккинг не постеснялся: спросил у Тима, своего хорошего знакомого, про класс Хофферсон.
— Да, им ко второму. А ты зачем спрашиваешь?
— Подруга просто там учится, а её сам не спросил…
— А, вон как… — Тим заговорщически улыбается, — Кто она?
— Астрид, — отвечает спокойно Иккинг. Тим тут же округляет глаза.
— Эта которая побила Сморкалу? Блин… С огнём играешь, чел, — нервно усмехается знакомый, выходя с Икком из раздевалки, — Вы давно общаетесь вообще?
— Ну, да. Лет пять точно друг друга знаем.
— Ого, — присвистнул Тим, — не знал. Вообще, она красотка… Она тебе как, нравится?
— Давай не будем об этом, окей?
— Всё сложно, как я понимаю…
— Очень сложно, — кивает Иккинг, — Тим, я её в друзьях оставил, хотя мог предложить ей встречаться хер знает когда.
— У всех бывают бзики, Икк, никто от этого не застрахован.
— Ты же знаешь Хедер?
— Знаю… Мы все знаем, — говорит Тим, немного грустнея, — Погоди… С каких это пор ты начал называть свою бывшую по имени? Ты разве не-
Звенит звонок на урок. Парни заметно ускоряются, чтобы дойти до нужного кабинета.
— Я же придурок, Тим, я сам себя обманываю просто, — говорит почему-то с улыбкой Иккинг; самобичевание — оно такое, — Да и понял, что не так всё плохо.
—
