Он же наверняка здесь ничего не ел и не пил. А если отрава попала к нему еще раньше?.. Вызвать у него рвоту? Или уже поздно?..
Испуганные возгласы и дикий гогот резанули по ушам. Целое мгновение я простояла, пытаясь унять сердцебиение, а потом нырнула в толпу, проталкиваясь и орудуя локтями. Среди гостей началась паника, задние напирали, стремясь увидеть происходящее, а передние в ужасе пытались оказаться от увиденного подальше.
— Что? Что там? — я толкалась и пыталась увидеть инквизитора поверх голов.
— С ума сошел… Хохочет и плюется ядом!
— Кто? Кто? — я стучала кулаками по каменным спинам и пиналась, не получая ответа, но тут толпа вдруг резко подалась назад, грозя опрокинуть и растоптать, и меня, словно щепку в мутном потоке, вынесло вперед.
Высокий хлыщ в дорогой одежде. Хохочет, хватаясь за горло. Черная мантия инквизитора. Выставленная в успокаивающем жесте рука. Еле уловимое глазу движение раздвоенного языка. Хохот и ядовитый плевок. Отпрянувший Кысей. Вопль дамы, хватающейся за обожженное лицо. Рывок вперед. Безумец повален инквизитором. Хрипит и задыхается. Синеет. Его бьет судорога. Дама рыдает от боли. Гневные выкрики. Толпа в ярости. Запоздавшие стражники. У них оружие. Теперь вопит и умоляет магистр. Его сын корчится под их ударами. Я отступаю обратно. Мне уже неинтересно. Скучно. Хочу в монастырь. Там тепло и уютно.
Спокойный немигающий взгляд Орфуа. Он все видел, стоя поодаль и смотря на меня с едва заметной насмешкой. Как же глупо и досадно…
— Почему этот мальчишка? — я говорила шепотом, хотя до нас никому не было дела. — Разве магистр Лоренц как-то причастен к голоду в Мирстене?
— Магистр женат на Татьяне Калембо.
— Она?.. Кто она канонику? Сестра? Но почему? Он же племянник, а не сын! Зачем ты убиваешь невиновных? Зачем плодишь колдовство?
— Невиновных? Ваша светлость, вам ли не знать, что невиновных нет… Пожалуйста, не мешайте мне, и с ним, — кивок в сторону сгрудившихся стражников и инквизитора, оттирающего дымящееся пятно с мантии, — ничего не случится.
— Не мешать? Разве каноник не последний?
Он ничего не ответил, только склонился в прощальном жесте.
— А твою жену? Как ее зовут?
— Вам это интересно? Интересно, как звали жену презренного холопа? Ее звали Миасса, ваша светлость.
— Миасса… — повторила я, взвешивая каждое слово, словно ступая по топкой зыби, где любой неверный шаг может стать последним. — Красиво… Словно шипение гремучей змеи… Как она переносит сырые южные зимы? От холода не страдает?
— Ее уже больше ничто не может заставить страдать. Но спасибо, что спросили. Кстати… Победителю состязания полагается место при дворцовой кухне. Ваша светлость, вы пойдете ко мне помощником? Или это недостойно светлой вояжны?
— Недостойно. Недостойно вояжны, но для послушницы Лидии в самый раз.
Он вдруг покачал головой и сказал:
— Господи, как же вы сейчас похожи на вашу бабку, воягиню Талму…
У меня пересохло в горле. Пришло горькое осознание того, что передо мной стоит единственный человек, помнящий, кто я, и называющий мой титул и род.
— Скажи… — я с трудом справилась с дрожью в голосе, — как думаешь, вояг Густав тоже узнает меня?
Орфуа шагнул ко мне и вгляделся в лицо, потом покачал головой.
— Не узнает, если глаз не будете поднимать. Как и положено послушнице…
Он ушел, а я отыскала большое, во всю стену, зеркало и застыла, разглядывая себя. Неужели я так сильно похожа на бабушку? Иной цвет волос, но предательская рыжина проглядывает у корней, а лицо и вовсе не похоже, хотя вот эта едва заметная горбинка на носу… Но это если очень приглядываться. А вот глаза… Я приблизилась, разглядывая мертвенную бесцветность собственных глаз. Слишком большие, слишком светлые, слишком мертвые… Узнает… Вот если бы, как Яшлик, можно было вставить стеклянные да цветные… Синенькие, как у Густава…
— Где княжна? — прогремело у меня за плечом. В отражении зеркала возник злобный инквизитор. Мне вдруг представилось, как я выцарапываю его шоколадные очи и забираю себе. Светлые локоны и темные глаза будут смотреться пикантно… Хотя нет, слишком привлекать внимание тоже не следует.
— Если она не найдется… Если Серый Ангел… Если этот мерзавец только посмел…
Или зеленые, как у княжны? У нее слишком светлый оттенок… Лучше насыщенный изумрудный… Хотя тоже будет слишком заметен…
— Посмотрите на меня и поклянитесь, что вы ни при чем!
Инквизитор крепко держал меня за запястье и смотрел в глаза. Что же мне делать с глазами?
— Что вы молчите? — побледнел он и тяжело сглотнул. — Вы специально отвлекали мое внимание? Чтобы он мог ее похитить? Говорите!
Нет, все-таки синие. Как у Антона. И очки. Точно.
— Господин инквизитор, — равнодушно ответила я, — смею напомнить, что я была заперта вами в комнате.
Где меня нашел каноник. Пытался обесчестить, но слишком перевозбудился. Его хватил удар. Мне жаль, что он не увидел… как его дражайший племянник превратился в змееныша и оплевал ядом почтенных гостей… Было забавно.
— Племянник?.. — растерялся Кысей. — Фабиан — племянник каноника? Откуда вы знаете?
Я освободила запястье из его пальцев и растерла покрасневшие следы.
— И еще… Вы мечтали избавиться от меня, так радуйтесь. Больше я вам мешать не буду. Я собираюсь тихо-мирно сидеть в монастыре, читать жизнеописание святой Милагрос и… смотреть на звезды. Может быть, даже займусь изучением астрономии. А вы ловите… Ловите Серого Ангела, колдуна, еретиков…
Спасайте кровавые реликвии, спасайте ублюдочных отпрысков тех, кто обрек Асад на страшную смерть, спасайте свою княжну, да кого угодно спасайте… Только без меня. Прощайте.
Матушка-настоятельница была чрезвычайно довольна победой на состязании и потребовала от меня подробный рецепт сладкого шоколада. Я прекрасно понимала, что после этого стану для нее ненужной и даже опасной, ведь могу разгласить рецептуру еще кому-нибудь, лишив тем самым монастырь привилегии единолично ублажать кулинарные прихоти князя и его окружения. И гнить мне тогда в монастыре до скончания дней своих, как несчастной Федоре… Но я спокойно поведала ей рецепт, не упоминая, конечно же, про щепотку сушеной кошачьей травы в составе.
— Простите меня, матушка, неловко говорить об этом, но…
— Что еще? — она торжествовала победу, а лед в ее голосе свидетельствовал, что меня она уже со счетов списала. Демон, как мне надоела благочестивая маска послушницы…
— Но вы не сможете больше приготовить ни одной порции шоколада…
— Какая глупость! Это еще почему?
— Потому что концессия на торговлю какао-бобами на ближайшие двадцать лет принадлежит… моему брату.
— Что?!?
— Да… — я ухмыльнулась и обвела пальцем в воздухе воображаемые контуры береговой линии южного княжества. — И никто на всем побережье не может купить или продать вам сырье без его разрешения.
— Когда он успел?
— А сразу же после прибытия. Концессия дорого ему обошлась, но я убедила Антона, что это выгодное вложение денег. И, кажется, я не прогадала… Как думаете?
Настоятельница прищурилась,
