— Как это не нужен? Да если б вы знали, как он мне дорог! Бесценен…
И тут, к моему ужасу, Лидия проворным жестом вытащила из детского карманчика похищенный браслет, покачала его задумчиво и… Я перехватил ее за руку.
— Дрянь! Я так и знал! Отдайте немедленно!
— Так вы определитесь, что или кого вам отдать. Отпустите! Иначе я сейчас уроню мальчишку…
Я торопливо отпустил ее запястье и забрал у нее ребенка. Йоран тут же завопил, а я беспомощно смотрел, как Лидия ловко спрятала браслет в декольте и подмигнула мне.
— Для вас нет ничего святого?
Мой вопрос утонул в детском реве, но Лидия расслышала. Она подошла и погладила Йорана, тот мигом замолчал, только всхлипывал и размазывал по лицу сопли.
— Не плачь, малыш, и помни, что я тебе сказала… Такой чудесный, правда?
Я заслонил от нее мальчика.
— Что вы еще наговорили ребенку? Господи, да убирайтесь уже! Видеть вас не могу.
— Не волнуйтесь так, господин инквизитор. Ухожу…
Я не выдержал и кинул ей вслед:
— Завтра утром будьте готовы приступить к своим обязанностям фамилиара. Материалы по делу у Тени, я за вами заеду. И только посмейте надеть этот клятый браслет!
Лидия остановилась и медленно развернулась ко мне.
— Хватит уже этой глупой ревности, господин инквизитор. Я не собираюсь его носить, я его продам. Мне нужно на что-то жить. Не за ваши же жалкие гроши… Мне их даже на шляпку новую не хватит…
— Камею тоже продадите? — кивнул я на брошь.
— Что? — ее лицо исказила странная гримаса беспомощности, она схватилась за грудь и застыла, потом подняла на меня глаза и вызверилась, — ненавижу! Заберите эту гадость!
Она содрала камею и швырнула в меня, потом развернулась и чуть ли не бегом помчалась прочь. Как только мне начинало казаться, что я уловил извращенную логику ее поведения, Лидия тут же отчебучивала что-нибудь подобное, не укладывающееся в голове, и вся моя уверенность летела к демонам кошачьим… Вот скажите на милость, зачем было надевать украшение, а потом его демонстративно срывать и бросать к моим ногам? Чтобы лишний раз унизить и показать, что оно для нее ничего не стоит?
Я остановился возле каменного трехэтажного дома с потертой от времени вывеской "Сладкая аптека" и понял, что помню этот дом. Именно здесь жили Эмиль и Софи после свадьбы, когда были вынуждены скрываться от разгневанных родителей, не желающих принять их брак. Я улыбнулся воспоминаниям и толкнул тяжелую дверь, окованную железом. Негромко звякнул медный колокольчик, и нас с Йораном окутали тепло и терпкий аромат самой уютной аптеки Зевасталя.
Мы оказались в просторном помещении, уставленном аптекарскими шкафами, на полках которых стояли разноцветные баночки, коробочки и пузырьки. Под потолком висело искусно сделанное чучело крокодила, но почему-то разрисованное в яркие цвета радуги и от того совсем нестрашное. За высоким столом с разнообразной утварью и аптечные весами стояла высокая седая женщина, которая при звуке колокольчика оторвалась от взвешивания и расплылась в доброй улыбке:
— А кто это у нас такой хорошенький малыш? — всплеснула она руками, указывая на Йорана, который вцепился мне в плечо.
— Отец Георг посоветовал у вас остановиться, — нерешительно начал я, опуская на пол дорожный кофр. — Я — Кысей Тиффано, но так получилось, что…
— Сема! Сема! — крикнула госпожа Остенберг. — К нам мальчик от Жорика приехал! Выходи уже, старый увалень!
Через полчаса мы уже обедали в удивительно тесной гостиной четы Остенбергов. Господин Самуил Остенберг оказался маленьким подвижным толстяком в круглых очках, которые постоянно съезжали на его длинном носе. Госпожа Ида Остенберг, на голову выше мужа, смешно чмокнула его в лысую макушку и пожурила, что он опять весь день алхимичил в погребе. Мои неловкие извинения, что вот так свалился им на голову, да еще и с ребенком, были тут же возмущенно отметены. Йоран раскапризничался, но его быстро угомонили, пообещав на десерт жареные орешки в сахарной пудре. Мальчишка освоился настолько, что разглядывал диковинки и безделушки, которыми были уставлены все поверхности в комнате, и молча жевал сладкие ядрышки, доставая их здоровой рукой из промасленного бумажного пакетика.
— Я знаю, что не в праве вот так сваливать на вас заботу о мальчике, но обстоятельства…
— Какие пустяки! Он так похож на нашего Йосю! Прямо кровью сердце обливается, когда смотришь на беднягу… Это что же за мать такая…
— Ида, душа моя, помолчи, сделай одолжение, не волнуй мальчика, — наконец подал голос старик. — Кысей, вы не против, что я так обращаюсь к вам? Вы не беспокойтесь, мы приглянем за мальчиком. Нам в радость вновь слышать детский смех, ведь наш Йосенька далеко, мы редко его видим…
— А то все твои чудачества! — мягко упрекнула мужа госпожа Остенберг. — Могли с дочкой поехать, но ты ж уперся…
— Я аптеку не брошу, — твердо сказал господин Остенберг. — И лекции в Академии тоже…
— Я готов доплатить за дополнительное беспокойство, — я поспешил вмешаться. — И не принимаю возражений, не ставьте меня в неудобное положение. Как только разыщу родственников мальчика со стороны отца и уверюсь, что они порядочные люди, так сразу и передам его под их опеку.
Уладив вопрос с кровом и присмотром для мальчишки, я первым делом поехал предстать перед кардиналом Яжинским и приступить к своим обязанностям. Священный район города располагался на трех холмах и насчитывал несколько тысяч разных зданий, от папской резиденции до мелких хозяйственных построек. В оплоте Святой инквизиции, внушительном высоком здании, всегда кипела жизнь. Простые обыватели мало знали обо всех заботах инквизиции. В ее обязанности входила не только борьба с ересью и колдовством, но и тайный церковный сыск, соблюдение церковных законов, охрана рубежей Мертвых земель, пресечение контрабанды товаров оттуда, а еще тайные изыскания, в том числе и для удержания церковной власти во всех княжествах и воеводствах. Я на мгновение замешкался, задрав голову, и сощурился в полуденном солнце на священный символ на фасаде оплота. В этом месте я всегда чувствовал необычайное величие Единого и собственную ничтожность песчинки в его удивительном творении, в этом прекрасном мире… Но я поклялся защищать его от мрака безумия, даже ценой собственной жизни, и не сверну с пути…
— Кардинал Яжинский вас ждет, — поклонился мне служка и распахнул двери.
Я вступил в роскошный кабинет и почтительно склонил голову перед стариком.
— Монсеньор, я прибыл и готов приступить к своим обязанностям.
— Не шуми, сын мой, — тихо прошелестел из кресла кардинал и махнул мне рукой. — Подойди ближе и говори тише.
Его длинные и белые волосы, уже начавшиеся редеть, были забраны назад в хвост, а лицо поражало отрешенностью камня.
— Вот мои бумаги на назначение, — послушно тихо сказал я и протянул ему, но он даже не шевельнулся.
— Отдашь секретарю.
— Есть
