– Хм. Ну хорошо, допустим. А второй вопрос?
– Понятия не имею, – беспечно ответил Конвей. – Есть какие-нибудь соображения?
– Какие-нибудь есть, – сказал Мигель. – Но не думаю, что они имеют значение.
– Почему?
– Потому что больше мы вряд ли узнаем, не рискуя всерьёз быть обнаруженными.
– И?
– Думаю, что пора возвращаться назад. Мы нашли их гнездо. Во всяком случае, одно из гнёзд. Теперь нужно думать, как его уничтожить.
Но они пролежали за «драконьим хребтом» ещё пять часов – до того, как местное солнце опустилось справа за холмы и наступили сумерки. За это время Мигель и Конвей поспали (каждый по два с половиной часа) и не увидели ничего нового. Всё так же одни матки-дирижабли приплывали и «пристыковывались» на время к королеве-матке, а затем снова уплывали по небу за горизонт в разных направлениях. Всё так же роились над горой-«муравейником» тысячи и тысячи демонов, занимаясь какими-то своими непонятными делами. Всё так же, секунда за секундой, минута за минутой и час за часом, тянулось время.
Если бы Мигеля спросили, зачем они лежат и чего ждут, он в лучшем случае промычал бы что-нибудь насчёт ночной темноты, которая поможет им уйти незамеченными. При этом отлично понимая, что в их случае ночь не имеет большого значения, поскольку «Хамелеон» работает одинаково хорошо в любое время суток, а днём им даже легче заметить плывущие в их сторону матки-дирижабли.
В худшем пожал бы молча плечами – мол, лежим и лежим, надо нам так, отвяжитесь.
Действительно, не отвечать же в самом деле, что ждать его заставляет самая обыкновенная интуиция. Она же чуйка. И друг Конвей, судя по всему, это хорошо чувствует, поскольку не задаёт вопросов, что на него, в общем, не слишком похоже. Лежать и ждать? Будем лежать и ждать. Если ещё и поспать удалось – совсем хорошо.
Чуйка не подвела.
В тот самый момент, когда на холмы принялась наползать ночная тень и Мигель подумал, что минут через десять-пятнадцать можно разворачиваться и уходить, что-то изменилось в небе над горой-«муравейником». Матка-королева, освещённая последними лучами заходящего солнца, дрогнула раз, другой, третий и принялась вытаскивать алые тонкие нити щупалец одно за другим. Вытаскивать и втягивать в себя. Не особо торопясь, но и не задерживаясь. Минута, вторая – и вот уже бесформенная масса поплыла вниз, коснулась горы, легла на неё, напоминая плотное серое необычное облако.
– Не могу понять, – пошептал Конвей. – Она тает или всасывается внутрь?
– Мне кажется, всасывается, – сказал Мигель и передал другу бинокль. – На, сам глянь.
О’Доэрти приник к окулярам.
Солнце уже скрылось за холмами, и видно было плохо, но ему всё-таки удалось разглядеть, как матка-королева (если, конечно, это была она), которая ещё совсем недавно висела в небе над искусственной горой, просочилась сквозь эту гору; впиталась в неё, как впитывается пена байкальского прибоя сквозь гальку берега, и бесследно пропала.
– И что это было? – спросил Конвей, отнимая бинокль от глаз.
– Если тебя действительно интересует моё мнение, – ответил Мигель, – то скажу честно и открыто, как другу, – хрен его знает.
– Вот и я так думаю, – кивнул блюзмен. – Ну что, уходим?
– Пошли.
Обратный путь обошёлся без приключений. Они шли; прятались под «Хамелеоном» от проплывающих над головой маток-дирижаблей; спали, прижавшись спинами друг к другу, в тесной палатке; ели и шли снова. Они не говорили об этом вслух, но, видимо, в глубине души им очень хотелось поскорее вернуться из этого, не вызывающего особой радости и оптимизма мира домой, поскольку тот же путь занял у них теперь всего тридцать пять часов. Так что из портала на острове Ольхон они благополучно выскользнули на четвёртые сутки после того, как нырнули в него.
Сиял прекрасный майский солнечный день.
Синее, будто умытое, небо с белыми пухлыми клочьями облаков.
Яркое ласковое солнце, мириадами бликов пляшущее на чистейшей байкальской воде.
Острый запах пресной воды и уже пробуждённой к новой жизни листвы и травы.
Уже знакомый всепобеждающий рёв байкальского прибоя.
Земля. Чистый рай, если забыть на время об имеющихся обстоятельствах.
Они не забыли и вышли из портала на полном форс-режиме, двигаясь, подобно двум едва уловимым для обычного глаза теням. Как очень скоро выяснилось, не напрасно.
Кто сказал, что бесшумных засад не бывает? Демоны замаскировались отлично, почти идеально. Два с лишним десятка их умело прятались за уступами скалы Шаманка и ничем – ни дыханием, ни запахом, ни шорохом – не выдали своего присутствия до самого последнего мгновения, когда разом взмахнули крыльями, взвились в воздух и ринулись на Мигеля и Конвея, едва успевших выбраться на берег.
Шелест крыльев их всё-таки выдал. И тем самым предоставил друзьям две-три секунды форы. Ровно столько, чтобы не погибнуть сразу. Ну а дальше… Выручай, форс-режим, боевые навыки и оружие!
Привычно растянулось время.
Хорошо тренированный человек, перешедший в форс-режим третьего уровня, способен двигаться так быстро, что становится практически невидим. Реакция ускоряется примерно впятеро. Причём не только за счёт уменьшения времени обработки головным мозгом полученного от нервов сигнала (в случае подачи сигнала в спинной мозг обработка не требуется, так как рефлексы уже выработаны, и сигнал сразу поступает на двигательный нейрон). Сам сигнал летит гораздо быстрее. Пятьсот метров в секунду против максимальных ста двадцати у человека в обычном состоянии.
Мигель и Конвей обернулись синхронно, затратив на это какую-то десятую долю секунды и тут же, в ту же долю секунды, открыли прицельный огонь.
Демоны тоже обладали отменными рефлексами, но против людей в форсе у них не было шансов. Для Мигеля и Конвея они сразу будто попали в невидимое вязкое желе, затрудняющее и замедляющее каждое движение, и за то время, что демоны продвигались на два метра вперёд, пистолет Мигеля «Горюн 2М» и карабин О’Доэрти КС-37 «Кабан» выпускали по четыре, а то и по пять пуль.
Мигель затратил две пули на своего первого демона (одна в грудь, вторая в голову), после чего тот рухнул на землю, даже не успев вскрикнуть.
Конвей – три (в грудь, живот и голову).
После этого они уже не тратили боеприпасы зря – били точно в голову с первого раза.
Двадцать три демона ринулось на них из засады. Расстояние – от двенадцати до пятнадцати метров.
Семнадцать из них нашли смерть в первые две с половиной секунды.
Остальные шестеро успели сократить расстояние почти до нуля, но это было всё, что они успели.
Мигель с Конвеем даже не стали уворачиваться. Просто отбежали (со стороны это было похоже на два человеческих силуэта, исчезнувших и в долю секунды материализовавшихся на десяток метров дальше), развернулись и хладнокровно расстреляли всех шестерых.
Как всегда после резкой траты энергии в форс-режиме и адреналинового скачка в крови, слегка подрагивали ноги и руки, а сердце, будто испуганная птица, трепыхалось в груди неровно и быстро.
Они оглядели поле боя.
Двадцать три
