Или берсерк Харальд станет кем-то большим. Вот только кем?
Кейлев появился на берегу, когда небо за Йорингардом уже начало алеть. Харальд, спустившись к нему по сходням, бросил:
— Пошли людей на драккар, сторожить.
Потом дождался, пока его приказ не будет выполнен. Проводил взглядом четверку викингов в полном вооружении, пробежавшихся по сходням — и отправился проверять посты на стенах. Заодно и крепость надо было осмотреть при свете дня.
Обратно на берег он спустился не скоро. Размялся, лениво помахав мечом с парой своих людей…
А затем вернулись лодки, посланные Кейлевом к рыбакам. И принесли вести.
Драккары Гудрема видели уходящими на юг, в сторону южного Нартвегра, где располагалась собственная крепость Секиры, Велинхелл.
— И что теперь? — жизнерадостно спросил Убби, спустившийся на берег как раз перед возвращением лодок.
Харальд кинул взгляд на его руку. Пальцы посветлели, но торчали так, что становилось ясно — правой рукой Убби больше владеть не будет.
— Теперь будем решать, — медленно сказал Харальд. — Ты, Кейлев. И ты, Убби. В последнее время тут, в северном Нартвегре, стало неспокойно. И у меня теперь много драккаров. Которые нет смысла вести в Хааленсваге. Йорингард — крепость, рассчитанная на много хирдов. Пусть и построили ее… скажем так, без ума. Так что я думаю остаться здесь. По крайней мере, на эту зиму.
Оба викинга заулыбались. Кейлев торопливо сказал:
— Оба моих сына придут сюда, чтобы служить тебе, ярл. Надо будет послать весточку тем из наших, кто сейчас сидит дома. Думаю, кто-то наверняка явится, пусть и не сразу…
Харальд кивнул.
— Пошлем. Правда, у них есть семьи, так что не все захотят их покинуть. Дальше. Здесь, в крепости, еще остались воины конунга Ольвдана? Те, кого Гудрем взял в плен?
Кейлев глянул на Убби. Тот ответил:
— Всех, кто выжил, Гудрем увез во Фрогсгард. Хотел продать на торжище, вместе с бабами Ольвдана. Хотя какие из них рабы. Разве что шведы купят, на жертвенное дерево вешать…
— Значит, надо послать весточку и во Фрогсгард, — тяжело сказал Харальд. — Дать знать людям оттуда, что мы выкупим всех воинов Ольвдана. Но если кто-нибудь решит придержать у себя людей конунга, надеясь на более богатый выкуп — тех мы накажем. Кроме того, пусть знают, что я приму любого человека из округи, который пожелает встать под мою руку.
А среди них, подумал Харальд, наверняка найдутся и те, кто придет, чтобы посылать вести Гудрему. Возможно, он сумеет это использовать…
— В общем, так, — закончил он. — Ты, Кейлев, отправишься в Хааленсваге. Возьмешь с собой человек двадцать из наших. Еще тридцать человек тебе даст Убби. Зайдешь во Фрогсгард, потом поплывешь в Хааленсваге. Заберешь кое-кого из рабов, и часть наших припасов. Еще я хочу привезти сюда своих псов.
— Тогда придется сходить два раза, ярл, — практично сказал Кейлев. — А что ты решишь насчет Хааленсваге?
— Мое поместье перезимует на этот раз без меня, — равнодушно ответил Харальд. — А там посмотрим… теперь ты, Убби. Какой вергельд ты хочешь за свое увечье?
— Ну, — тот замер, что-то прикидывая. — Сто марок серебром — или место хирдмана на одном из твоих драккаров, ярл.
— Без правой руки? — удивился Харальд.
— Щит моя правая еще держит, — уверенно заявил Убби. — Особенно если подтянуть ремни как надо. А драться я могу и левой. Всегда мечтал побыть хирдманом…
Харальд, поразмыслив, кивнул.
— Пусть будет так. И ты, Кейлев. Выбирай для себя драккар.
Со своими вроде бы все решил, подумал он. Завтра-послезавтра он рассчитается с воинами… и станет уже не таким богатым ярлом, каким был раньше. Зато он будет свободным ярлом, не служащим никому. Это тоже кое-что.
А потом надо будет как-то выманить Гудрема — или самому напасть на Велинхелл. И хорошо бы поговорить с Кровавой Секирой перед его смертью…
Потому что своему отцу, как выяснилось теперь, он не может доверять.
Проснулась Забава на том самом плаще — и скатилась с него, точно белый мех обжег ей кожу. Поспешно натянула штаны, которые Харальд-чужанин ночью с нее стащил, забилась в угол.
И, сидя там, вдруг вспомнила, как он когда-то ей сказал через бабку Маленю — для его народа такие, как она, добыча. Выходит, не только такие, как она.
Ладно хоть, на берегу больше не кричали.
И что теперь будет, думала Забава безрадостно. Харальд вернется домой? Или поплывет еще куда-то?
Потом ей вспомнилось, как бабка Маленя говорила — главное для тебя дожить до весны, а там хозяин в походы уйдет. Получается, до весны еще далеко, а он уже в походы ходит? И ее с собой взял, не оставил…
Забава подтянула к себе колени.
А еще бабка Маленя говорила, что Харальд-чужанин не человек, а зверь в человечьей шкуре.
Может, светящаяся морда, которую она видела, и есть тот зверь, что в нем сидит? Правда, потом эта морда сгинула, погасла. А что, если в следующий раз она не уйдет?
Забава прерывисто вздохнула, обняла подобранные колени покрепче, собравшись в комок. Замерла, глядя на плащ.
За себя, за смерть свою будущую Харальда-чужанина она уже простила. Только боли под конец побаивалась.
Но теперь ей было жалко хозяйку плаща. Вряд ли она отдала его по доброй воле. А может, ее и в живых уже нет? А Харальд-чужанин руку к этому приложил…
Когда Харальд вернулся на драккар, чтобы забрать Добаву и отвести ее в новые покои — одну из опочивален в главном доме Йорингарда — она опять сидела в углу.
На этот раз он сразу закинул ее на плечо и понес. Не говоря ни слова. Так и воины не будут болтать о том, как их ярл водит свою рабыню за ручку. И быстрей выйдет…
А еще — так у нее не будет возможности опять проявлять непослушание.
Он сгрузил ее с плеча в своих новых покоях, посмотрел на двух рабынь, которых Кейлев отобрал для девчонки перед тем, как отплыть в Хааленсваге. Крепкие, немолодые. И не знающие славянского языка — это условие он сам поставил Кейлеву.
Чтобы ни одна не проболталась о том, что происходило в Йорингарде после штурма.
— Будете прислуживать, — коротко объявил Харальд. И кивнул на Добаву: — Ей. Если она на вас пожалуется или я сам замечу непочтительность — придушу обеих. И найду новых. Если с ней что-то случится — уже не придушу, а убью медленно. Сначала переломаю все кости. Потом оторву пальцы. Раны буду прижигать, чтобы кровью не истекли…
Рабыни испуганно закивали, глядя на него с ужасом.
— И не болтать, — тихо добавил он. — Ни о чем. Нигде. Ни в рабском доме, ни еще где-то. Узнаю — сразу
