Войдя в предбанник, Забава вдохнула кисло-горький запах дыма.
И обрадовалась. Тело, привычное к синякам, после объятий Харальда не особо и болело. Но вот между ног каждый шаг отзывался легкой ноющей болью.
А тут, глядишь, горячей водой ополоснешься — и полегчает.
Одна из рабынь тут же нырнула в парную, подбросить дров в очаг. Вторая ухватилась за накидку, которую Забава вчера наскоро сшила из двух кусков шерстяного полотна.
— Нет, я сама, — она качнула головой, отступая. Взялась за завязки на плече.
— Стой смирно, — строго сказала вдруг бабка Маленя. — И пусть они тебя обихаживают. Здесь так положено. Радуйся хоть этому, раз уж от прочего отказалась.
Забава упрямо мотнула головой.
— Я не безрукая.
И все-таки разделась сама. Правда, пришлось попрыгать по предбаннику, уходя от рук рабынь, пытавшихся ухватиться схватится за ее одежду. А синяки-то на бедрах ныли…
Бабка Маленя, глядя на это, только качнула головой. Разделась сама, зашла следом за Забавой в баню. С порога мазнула жалостливым взглядом по тонкому телу, на котором красно-лиловым по белому отпечатались руки ярла. Да и не только руки, похоже…
И сказала неспешно, присаживаясь на лавку рядом с Забавой, пока та отпихивала руки рабынь, тянущихся к ней, чтобы растереть жестким льняным полотном:
— Послушай-ка ты меня, девонька. Ярл Харальд из своих лап тебя все равно не отпустит. Ну и радуйся тому, что есть. Ты вон от золота и прочего отказалась — кому лучше сделала? Теперь в дерюжке ходишь.
— А в ней теплей, — тут же ответила Забава. — Я в шелке уже походила — так в нем зуб на зуб не попадает, до того холодно.
— Потому что сверху плащ положено накидывать. Теплый, на меху. Здесь и летом с моря дует так, что до костей пробирает. — Маленя вздохнула.
Сам ярл об этом не догадался — а теперь уж поздно, мелькнула у старухи мысль. Сестре ее, Красаве, и без плаща в шелках хорошо гулялось. Но у той телеса пышные, их никакой ветер холодом не прохватит.
Забава, устав отпихиваться от рабынь, вскочила, убежала к каменке. Встала, согреваясь в волне жара, текущей от пламени. Вздохнула про себя. Вот тут они с Харальдом и мылись… точнее, он ее мыл. А потом она его ослушалась…
Она опять вздохнула. И взялась за косу, чтобы расплести.
Рабыни, скинув в предбаннике шерстяные платья и короткие, по пояс, накидки, теперь стояли рядом с ней в одних рубахах. Потели, дожидаясь, когда она опять вернется на лавку.
— Лучше бы сами помылись, — забывшись, сказала Забава вслух, глядя на них. — Чем за мной-то гоняться.
Бабка Маленя, сидевшая на лавке и растиравшая узловатые колени, только усмехнулась. Бросила вдруг несколько слов на чужанском наречии.
Рабыни тут же испуганными птицами вылетели в предбанник. Вернулись без рубах, зачерпнули бадейку воды из кадушки в углу. Скромненько присели у самого порога — с одной бадейкой на двоих, мыться.
— Чего это они? — изумленно спросила Забава. Оглянулась на Маленю. — Тебя послушались, бабушка Маленя?
— Не меня, а тебя, — пробормотала та, по-прежнему растирая колени. — Я им только перевела, что ты приказала им помыться.
— А что, можно и так? — с любопытством спросила Забава.
И выпустила из рук вторую косу, за которую успела схватиться.
— Чего ж нельзя-то, — степенно ответила Маленя. — Ярл их обеих тебе в услужение отдал. Если они тебя не послушаются, а ты ему на это пожалуешься — знаешь, что с ними будет? Хотя лучше тебе этого не знать.
Про себя старуха подумала — зверь этот, ярл Харальд, и меня накажет, если ты того пожелаешь. Ну да сердце у горемычной девки доброе, зла от нее не жди…
Забава, снова взявшись за косу, размышляла. Значит, она теперь может приказывать людям? Не всем, конечно, а вот этим двум бабам?
Это для нее было внове.
— Я тебе, девка, так скажу, — строго сказала вдруг бабка Маленя. — Раз уж ты попала сюда, как кура во щи, так и плыви в тех щах по ихнему. Видела бабу, что отсюда вышла? Вот такие чужанам нравятся. Да и наши мужики, увидь они такую паву, все глаза бы проглядели.
Забава кивнула. Спросила:
— Бабка Маленя, а эта баба что, Харальду родственница? Я ее еще там, в его доме, видела.
— Вроде того, — неопределенно ответила бабка Маленя. — Хочешь своему ярлу и дальше нравиться, чтобы холил, заботился да лелеял? Тогда будь как она. Знаешь, сколько старанья надо, чтобы такую красу сохранить да обиходить? Не зря она с двумя рабынями в баню пришла. И тебе ярл не просто так двух баб в услужение дал. Ему на ложе мягкого тела хочется, чтобы рукой тронул — и услада…
Забава слушала, приоткрыв рот.
— Вот пропаришься, сядешь на лавку — и пусть они тебя в четыре руки растирают, — закончила бабка. — И не смущайся. Тебя сам ярл на свое ложе взял, твое место повыше, чем у них, будет.
Забава, закрыв рот, упрямо мотнула головой.
— Нет уж… сама оботрусь. Бабка Маленя, а научишь меня приказывать бабам? Ну вот как ты?
Старуха усмехнулась.
— Приказывать дело нехитрое, ему всяк и сам научиться может.
— То есть словам, — поправилась Забава. — Чтобы я сказала — а они поняли. И сделали, как хочу. Чтобы не хватались больше за меня, словно я дите малое.
— Да мы уж вроде начали…
— Не запоминается сразу, — пожаловалась Забава. — Ты мне, бабка Маленя, все время что-нибудь говори. Глядишь, что-нибудь да и запомнится. Вот, к примеру, как по-чужански баня?
— Неньорск. Да ты не просто скажи, ты несколько раз повтори…
Как Харальд и предполагал, на второй день Кресив пошла в атаку. Едва он, войдя, устроился на сундуке, как темноволосая, стоявшая у кровати, кинулась к нему.
Пришлось встать, опережая пышнотелую девку — и ухватить ее за распущенные волосы, уходя от раскинутых рук.
Мгновенье Харальд удерживал Кресив на расстоянии вытянутой руки от себя, накручивая на кулак темные пряди и заставляя встать на цыпочки. Девка застонала, вытянула шею. Он погрозил ей пальцем свободной руки.
И тут же отпустил волосы. Ухватился за ухо — темноволосая взвыла.
Вот парни за дверью сейчас выдумывать начнут, подумал Харальд, оскаливая зубы в усмешке. Зато на теле у нее следов не останется, а это главное.
Он довел Кресив до кровати, держа за ухо. Заставил улечься и снова погрозил пальцем.
И потом сидел на сундуке уже спокойно. Кресив хныкала на постели, прикрыв ухо ладонью…
Харальд просидел, сколько требовалось, по его прикидкам. Затем вышел — и задвинул засов снаружи.
Добава, в отличие от Кресив, с кровати навстречу ему не вскочила. А встала осторожно, чуть поморщившись.
Придется сегодня ее не трогать, с сожалением подумал Харальд. Быстро разделся, улегся
