Но деда и брата матери он не видел с четырнадцати лет. Похоже, они по нему соскучились…
— Пусть заходят, — крикнул Харальд. Глянул на второй драккар, успевший вырваться вперед. — Убби, поворачивай. Драки не будет.
Люди на его корабле, не дожидаясь команды, погребли к берегу.
Драккары зашли во фьорд цепочкой, один за другим. Последним шел торговый кнорр. Харальд, стоя на берегу, дожидался родичей.
Свальд пристал к берегу первым — на свободное место по правую сторону длинного ряда драккаров. Сбежал по сходням, быстрым шагом дошел до Харальда.
— Брат… говорят, у тебя драчка с Гудремом, а людей мало? А мы у себя заскучали. Вот, решили размяться — если ты, конечно, позволишь встать под твою руку.
— Рад видеть тебя, Свальд, — ровно ответил Харальд. — О делах поговорим потом. Ты, я вижу, не один. Скажи-ка лучше, какие у тебя новости? Ходил в шведские земли?
— Брегга будет моей, — просияв, выпалил Свальд. — Конунг Гуннар уже дал свое согласие. Вот схожу весной в поход, наберу на достойный утренний дар, на выкуп — и в начале следующей осени поплыву за невестой. Надеюсь, ты тоже выпьешь эля на моей свадьбе?
Харальд, немного подумав, кивнул.
— Если все будет спокойно — и ты заранее сообщишь, когда будет твой свадебный пир, готовь мне место за своим столом.
Он замолчал, глядя на ярла Турле, уже сходившего по сходням в конце ряда драккаров.
Дед, в отличие от Свальда, шагал по берегу не торопясь. Годы пощадили старого Турле — спина у него до сих пор оставалась прямой. И походка была легкой.
— Приветствую тебя, Харальд, — сказал дед, остановившись в трех шагах от внука. — Говорят, какой-то Гудрем хвастался, что заставит тебя гавкать по его приказу, как какого-то пса? Я тут подумал и решил, что это оскорбление для всех нас. Ты позволишь тебе помочь? Фьорды еще не покрылись льдом. До Велинхелла всего три дня пути. И мы пришли на четырех драккарах. Говорят, у Гудрема их осталось всего пять.
Харальд молчал. И думал.
Много чего он мог припомнить деду. И мать, погибшую под топором мужа-берсерка, когда ему самому было всего семь лет. И житье, немногим лучшее, чем у последнего раба в Сивербе. Оттуда пошла его дружба со Свальдом — брат таскал в коровник для Харальда куски со стола деда.
И все же, когда он родился, по обычаю его принесли и положили к ногам ярла Турле. И он не приказал утопить его в море, как это делали с нежеланными детьми. Вместо этого дед поднял и положил его себе на колени, согласившись принять как внука.
Харальд знал, зачем старый Турле это сделал — хотел дождаться, когда мальчишка подрастет. И посмотреть, на кого он будет похож, чтобы хоть так, посмотрев в его лицо, найти человека, обрюхатившего его дочь.
Но сейчас ярл Турле пришел к нему, как воин к воину. И то, что грозило Харальду, было важней всех его воспоминаний. Гудрем. Ермунгард. А еще те, кто дал Эйлинн тот напиток…
Драккары, набитые людьми, были сейчас как нельзя кстати.
И, переломив себя, Харальд медленно сказал:
— Рад видеть тебя в Йорингарде, ярл Турле.
Потом кивнул подошедшему брату матери.
— И тебя, ярл Огер. Выпьем эля? Ваш путь был неблизким.
Он развернулся и зашагал вверх по берегу. Родичи двинулись следом.
Свейн обогнал их, торопясь к кладовым — и к кухне, отдать приказы.
Харальд придержал шаг, чтобы дать ему время. Родичи тоже пошли медленней.
Воины, набившиеся в главный зал Йорингарда следом за ярлами, расселись за столами вдоль стен. Но в отдалении, оставив лавки в конце зала пустыми. Тихо переговаривались, посматривая в ту сторону…
За столом в конце зала сидели четыре ярла. Все четверо молчали до тех пор, пока рабыня не поставила перед ними чаши и кувшины с элем.
Харальд налил себе первым, двинул рукой, приглашая присоединиться.
Ярл Турле, хлебнув эля, звучно сказал:
— Я рад видеть тебя в добром здравии, сын моей дочери Унны.
Харальд равнодушно кивнул.
Многие годы он так и звался — Уннасон, сын Унны. Поскольку не было отца, который дал бы ему свое честное имя.
Да и сейчас нет, подумал Харальд. Поскольку Ермунгард всегда являлся только ему, избегая чужих глаз и ушей. Так что нет человека, готового подтвердить, что Мировой Змей признал его сыном. Разве что Гудрем мог слышать что-то подобное.
В конце концов Харальд сам объявил себя Ермунгардсоном, пойдя при этом против всех правил. Взяв имя отца самостоятельно.
— Я всегда сожалел, что ты не вернулся обратно в Сивербе после твоего первого похода, — сказал вдруг дед. — Ярл Рюльви рассказывал о твоей доблести в первом же бою. Однако ты презрел своих родичей…
— В твоем коровнике не было места, где я мог бы повесить свое оружие, вернувшись, — Ровно заметил Харальд. — А в мужской дом Сивербе, как я помню, меня не пускали. По твоему же приказу, ярл Турле.
Дед крякнул и на мгновенье опустил глаза. Но тут же снова посмотрел на Харальда.
— Если бы я знал, что сын моей дочери Унны станет таким славным воином, я не обошелся бы с ним так. Я сожалею о том, что сделал. Простишь ли ты меня, Харальд… Ермунгардсон?
Харальд помолчал, размышляя. Ответил наконец:
— Я прощаю тебя за все, что ты сделал мне, ярл Турле. Но никогда не прощу смерть моей матери Унны. Однако мы можем не говорить об этом. Нам и без того есть что обсудить. Ты, как я понял, хочешь встать под мою руку, когда я пойду на Гудрема? Обычное вознаграждение — все делится по числу хирдов. Но я, как человек, под чьей рукой вы пойдете, получу свою долю и от вашей добычи. Согласен ли ты на такие условия, ярл?
— Условия справедливые, — заметил старый Турле. — Согласен. А еще я хотел бы договориться насчет весенних походов. Твои драккары и мои — мы могли бы добраться этой весной до южных городов галлов. А может, пойти еще южнее. Говорят, в тех краях столько золота, сколько у нас железа.
Харальд склонил голову.
— Я пока не думал о том, куда отправлюсь этой весной, ярл Турле.
— Конечно, сначала тебе нужно обезопасить свой новый дом, — согласился тот. — И взять под свою руку всю округу, чтобы они платили тебе подать. Неплохо было бы и соседним землям предложить свою защиту в обмен на подать. Тут мы тоже могли бы помочь. Я слышал, тебя уже называют конунгом. Если позволишь…
— Я не конунг, — резко оборвал его Харальд. — Когда-то я назвался ярлом. С меня этого хватит.
За столом повисла тишина. Даже воины, сидевшие в отдалении и до этого негромко переговаривавшиеся, замолчали.
Харальд и Турле, сидя по разные стороны столешницы, спокойно смотрели друг на друга. Огер, замерший рядом с
