— Я заплачу вергельд (выкуп), — выдохнул купец. — Щедрый.
На него посматривали уже с брезгливостью.
— Вергельд ты и так заплатишь, — равнодушно ответил Харальд. — Вопрос только — кому? Дело в том, купец, что эти люди теперь мои родичи. И в род они приняли мою невесту, стало быть, это касается и меня.
Он сморщился, подумал — кажется, эль все-таки ударил в голову. Хотелось подраться, чьей-то крови, брызнувшей в лицо.
Или на него так действует дед?
— Думаю, Кейлев возьмет свой вергельд, — рявкнул Харальд. — Уже потом, из твоего имущества.
Он ощутил, как раздуваются ноздри.
— А я обойдусь всего лишь поединком. Поскольку эйлинги для непривычного человека слишком опасен, пусть это будет хольмганг.
— Это был просто стол, — неверяще сказал купец.
Я знаю это, подумал Харальд. Не касайся все это Сванхильд, могло бы обойтись простым вергельдом.
Но если он закроет на это глаза, над удочерением девчонки начнут втихомолку посмеиваться. Болтать начнут — дескать, по столу Хродульфсона, на котором он родича в род принимал, кто только не топтался. И добавлять, что старику следовало бы принять в род и ту танцовщицу — все равно она такая же рабыня, как и та, что стояла на столе перед ней.
Однако история начнет вызывать уважение, если ее приправить кровью.
Воины с хохотом и свистом повалили из зала. Понятно, что ярл порубит торгаша в мелкую крошку прежде, чем тот замахнется. Но кровавая потеха на пиру — тоже его часть. Причем иногда даже самая лучшая…
На выходе из зала торчали двое из тех людей, которых Харальд этим утром назначил в охрану Сванхильд.
Выйдя из дверей, он шагнул в сторону, раздвигая поток спешивших во двор викингов. Прихватил одного из пары за плечо, большим пальцем ткнул себе за спину, указывая на вход в зал. Буркнул:
— Придержите ее там. Подальше от дверей.
Воины понятливо кивнули, тут же двинулись в зал, пробиваясь сквозь толпу.
В трех десятках шагов от главного дома уже образовался круг. Один из Кейлевсонов приволок туда купца. И сейчас придерживал, опустив руку тому на плечо.
День еще не кончился, хотя время уже шло к закату — осенний день короток. В неярком свете было видно, как побледнел купец. Но держался прямо, стараясь не подавать вида, что струсил.
— Я сегодня добрый, — громко объявил Харальд.
Круг воинов ответил свистом и хохотом.
— Поэтому изменю условия хольмганга. Не думаю, что кто-нибудь согласится держать щит перед нашим гостем. Значит, я тоже буду драться один, без друга со щитом. А теперь дайте ему шлем — меч, как я вижу, висит у него на поясе. И щит. Сам я буду защищаться одним кинжалом, мне хватит. Согласен ли ты на такие условия, Мейлиг?
Купец, побледнев еще больше, выдавил:
— Да. Но к чему этот поединок, если вы все равно возьмете вергельд?
— Тебе следовало бы держаться наших торжищ, — с едва заметным сожалением сказал Харальд.
Он уже решил, что порежет купца не до смерти, а потом все-таки отпустит. Главное, чтоб крови было побольше. И воплей…
— Там, на торжищах, привыкли к чужеземцам, нарушающим наши правила, — закончил Харальд. — Но ты явился в мой дом. И оскорбил моего родича. Мою невесту. Меня, как хозяина — и жениха.
Воины, пока он говорил, снарядили купца всем необходимым — и сейчас расступились, расширив круг пустого места для хольмганга.
— Давай, — предложил Харальд, выходя в середину неровной площадки. — Нападай.
Купец, держа пред собой меч, двинулся вперед.
Рагнхильд вышла из-за стола вместе с Убби. Поднимаясь, мазнула взглядом по девке, застывшей на возвышении в одиночестве — трое ярлов, встав вслед за Харальдом, уже спешили к выходу.
Подойдя к тому самому столу, с сапогом из необработанной шкуры, она снова оглянулась на девку.
Бывшая рабыня торопливо выходила из-за стола.
Иди-иди, насмешливо подумала Рагнхильд. И посмотри, как дерутся у нас.
Как бы трепетно не относился к своей девке Харальд — но он воин, и должен драться, когда нужно. А учитывая все обстоятельства, ярлу придется возить с собой девку в походы. И рано или поздно она еще насмотрится, как Харальд убивает.
Но если сейчас, выйдя поглазеть на хольмганг, девка заорет… или заплачет, или выкинет еще что-нибудь, столь же недостойное, это опозорит Харальда.
Рагнхильд заспешила вслед за Убби, про себя думая — а она бы никогда его не опозорила. В ее жилах кровь ярлов и конунгов. И не только мужчины в ее роду отличались отвагой, но и женщины.
Ее собственная бабка Ауд когда-то отправилась в поход вместе с мужем. И когда он, настигнув в море своего врага, убил всех мужчин на драккаре — но не смог прикончить трех женщин, что там были, Ауд отняла у мужа топор. Зарубила их сама, собственными руками…
Белая Лань вспоминала о своей бабке до тех пор, пока навстречу ей сквозь толпу не протиснулись двое викингов.
Красивые губы Рагнхильд изогнулись в усмешке. Похоже, Харальд еще не устал играть со своей избранницей в прятки…
Когда зал со стороны возвышения полностью опустел, Забава встала.
То, что случилось, она видела — хоть и поняла далеко не все. Но основное сообразила.
Когда дородный мужик поставил девку в разлетающихся покрывалах на стол, где она сама перед этим мерила окровавленную обувку, все в зале разом посмурнели. А Харальд и Кейлев тут же встали, зашагали к мужику. Танцевавшую девку стащили со стола.
Видно, на него ставить еще кого-то не полагалось, поняла Забава. И что теперь? Вина небольшая — ну, покрасовалась на том столе другая баба, и что с того?
Забава успела дошагать только до половины зала. По пути заметила чудно танцевавшую девку, сейчас забившуюся под тот же стол, где сидел игравший на дудке раб.
И тут на нее налетели двое мужиков, идущих навстречу. Одним махом развернули, подхватили под локти…
Повели обратно, к столу на возвышении. Там силком усадили на стул. А сами, отступив на шаг назад, замерли рядом.
Вот и вся моя свобода, горько подумала Забава. И застыла на стуле, высоко вскинув голову.
Хольмганг, во всяком случае, та его часть, когда противники хоть как-то дрались, продолжался недолго.
Харальд уклонился от свистнувшего меча, подумал уже без раздражения — торопиться не следует. Пусть народ посмотрит, развлечется еще и так.
Он потоптался по пятачку, уклоняясь от выпадов купца. Влево-вправо — при хольмганге не позволялось делать больше шести шагов. После одного из замахов торгаша резко ушел влево, очутившись за плечом у торгаша. Взмахнул кинжалом, подрезал и руку, державшую щит, и ремни его крепления.
Воины захохотали. Купец коротко вскрикнул и побледнел еще больше. Отпустил разрезанный ремень, на другом конце которого болтался щит. Замер на месте. По левой руке струилась кровь, незаметная на рукаве темного дорогого одеяния, но залившая ладонь и часто капавшая на землю.
— Зря
