Я попыталась было встать, но тело не слушалось. Так-так… Выходит, от Ворисона я избавилась — а рабыней осталась по-прежнему.
Следующее открытие было сделано, когда я решилась открыть рот, чтобы спросить, что же теперь со мной будет. Губы не слушались.
— Мне жаль это говорить. — Медленно сказал Скевос, уже стоявший рядом — и наблюдавший за мной сверху. — Но вирус, которым тебя обработали, произведен на Фогенс-Луле. А это значит, что у меня нет от него вакцины. Аппаратура «Быстрой» ещё не завершила анализ — но если ты молчишь, значит, на тебе испробовали модификацию, полностью лишающую воли. Такое используют крайне редко — и в очень специфических случаях. Говори, Наташа. Я позволяю тебе говорить — всегда, когда ты этого захочешь.
Губы вдруг разжались, и я выплюнула:
— Кричать ещё разреши…
Он сел на пол рядом со мной. Свободно, вольно, согнув одну ногу и вытянув другую.
— Кричи, Наташа. Позволяю тебе кричать всегда, когда ты захочешь.
Меня вдруг замутило от желания завопить, заорать, забиться прямо тут, колотясь об стенку. Чтобы хоть так ощутить, что тело это ещё мое. Через боль…
Но вместо этого я сделала глубокий вдох, а на выдохе всхлипнула. Глаза защипало, рот скривился.
Я заплакала, Скевос неожиданно — или все-таки ожидаемо? — обнял меня. В следующее мгновенье я очутилась на полу. Ощутила прикосновение губ. Сначала просто к щеке, как-то легко, почти по-братски.
А потом губы Скевоса накрыли мой рот, заглушив очередной всхлип. Поцелуй оказался непривычно коротким. Он тут же оторвался от меня, навис сверху. Сказал тихо — почти что выдохнул в мои полуоткрытые губы. Застрекотал голос интеллекта корабля…
— Не буду врать, Наташа. Я не сильно расстроен тем, что вышло именно так.
— Ещё скажи, что ты рад. — Я попыталась вскинуть руки, как-то вырваться из-под него — но чертово тело не слушалось. Пришлось, глотая слезы, просить: — Двигаться разреши…
— Собираешься сопротивляться?
Слезы вдруг высохли, и я зло сказала:
— А надо? Хочешь повторить подвиг Ворисона?
Скевос дернулся, чуть откинулся назад — красно-зеленые отсветы заиграли на одной половине лица, той, что была обращена к ложементу. На впалой, твердой щеке с короткой щетиной, неведомо когда успевшей отрасти, дернулся мускул.
— Я не Ворисон. И меня оскорбляет это сравнение. Поверь, я видел и сделал в своей жизни гораздо больше, чем это заласканное двухсотлетнее дитя.
— Двухсотлетнее?!
У меня даже слезы высохли. В первый момент я решила, что не так расслышала перевод — но Скевос кивнул мне сверху.
— Ворисону Аригану двести девятнадцать лет. Так что он сделал с тобой?
— Ты так и не разрешил мне двигаться. — Упрямо сказала я.
Скевос хищно улыбнулся, придвинулся, и глаза его вдруг оказались прямо напротив моих. Так близко, что больше я ничего не видела.
— А вот за это мы поторгуемся. Тебе никто не говорил, что капитаны Звездного Альянса ничего не делают просто так?
— Значит, спас, чтобы попользоваться самому? — Выплюнула я.
В голосе даже отвращения не прозвучало — одна тоска и горечь. В носу и глазах опять щипало, ещё немного, и зареву в голос, захлебываясь слезами.
Глаза Скевоса стянулись в жесткие щели.
— Я спас тебя потому, что ты была гостьей Альянса. И потому…
Он сделал паузу, а зачем, стало понятно через долю секунды, когда Скевос перекатился на бок — и я почувствовала его руку на своем бедре. Надорванный Ворисоном саронг давно уже мало что прикрывал, а теперь и вовсе распахнулся, и я напрасно пыталась сдвинуть колени — они не слушались…
Скевос сбоку что-то медленно сказал. Переводчик пропел:
— Потому что я обещал тебя дождаться. — Рука скользнула по бедру, чувствительно вдавливаясь в него. — Потому что оставь я тебя на Фогенс-Луле, в следующий раз там обработают вирусом одного из капитанов. — Рука передвинулась выше ещё на несколько сантиметров. — Пусть этот раз наступит не сразу, возможно, только через несколько лет — но там, где ты не дашь по рукам, тебе очень скоро дадут по морде.
Ладонь Скевоса вдруг съехала на внутреннюю сторону бедра. Прошлась обратно до моего колена. Он приподнялся, опираясь на одну руку, глянул сверху. Темные глаза прятались в тени, лежавшей под бровями. И невозможно было понять, куда он смотрит — мне в лицо или ниже, туда, где распахнулись полы саронга.
Я сглотнула. Заорать? Ну и чем это поможет? Пока контроль над моим телом у него — я не больше чем кусок мяса…
Надо собраться, мелькнула паническая мысль. Собраться и хоть чего-то добиться… то есть хоть что-то выторговать. Хотя бы возможность двигаться. Он ведь хотел торговаться?
Одно хорошо — оцепенение, которое меня захлестывало в обществе Ворисона, исчезло.
Ладонь по-хозяйски подлезла под мое колено.
— И ещё я спас тебя потому, что пожелал оставить на моей «Быстрой». А это значит — никакой Дали.
Скевос нажал на колено снизу, и оно послушно согнулось. Сказал с едва заметной усмешкой, не меняя позы:
— Вот так и держи.
Я стиснула зубы, ощутив, как слезы прочертили дорожки к вискам.
Нога осталась согнутой.
— Ты же хотел торговаться? — Я судорожно втянула воздух. — Знаешь, я уже готова к торгу…
Скевос напряженно хохотнул, осекся, промурлыкал:
— Это точно.
Его пальцы снова пустились в путешествие по моему бедру — на этот раз от колена и выше, по внутренней стороне.
И останавливаться он вроде бы не собирался.
— Послушайте! — Я снова безуспешно дернулась внутри своего тела — уже в который раз за этот вечер. — Давайте договоримся. А уже потом…
Скевос что-то хрипло сказал.
— Ещё немного, и мы начнем договариваться. Ещё чуть-чуть…
Его ладонь неторопливо прогулялась от одного моего бедра к другому. Кончики пальцев прошлись по всему, что им попалось по пути.
Я набрала полную грудь воздуха и заорала. Смолкла только тогда, когда рука Скевоса убралась.
Он улыбнулся сверху, снисходительно, как взрослый ребенку.
— Я ведь могу и запретить разговаривать…
— Послушайте! — Взмолилась я. — Неужели вам нужны только две ноги и дырка между ними? Что, в вашей Галактике такого добра уже не хватает? И потом, я же только что побывала в лапах у Ворисона — неужели вам не противно?
— Наташа. — Медленно сказал Скевос. — Моя наивная Наташа, откуда только ты взялась… как ты думаешь, чем я сейчас занимался? Следов, которые остаются после мужчины, в твоем теле нет. Значит, ты не нуждаешься в медобработке.
И пока я, задохнувшись от отвращения и злости, переваривала все сказанное, добавил:
— Но в основном ты права. Мне не интересно неподвижное тело. Ты можешь двигаться.
Это прозвучало так неожиданно, что я даже не сразу сообразила, что произошло. Потом одернула полы саронга, прикрываясь, и привстала.
Мышцы подрагивали, движения получались какие-то неуверенные. Скевос, не сдвинувшийся
