Он бросил грозный взгляд на сержанта Брокке, тот с готовностью кивнул. Одного из бородатых людей схватили за плечи, несколько раз ударили по голове и, несмотря на протесты, отчаянные сопротивление и жалобные мольбы, поволокли по траве к большому костру, где на высокой треноге клокотал большой закопченный котел с горячей водой для ужина, только недавно закипевший на жарко растопленном огне.
— Нет! — застонал Рейн Тинкала, закричал громко, жалобно и хрипло, кровь текла по его разбитому лицу. Его нарядная модная рубаха из голубого льна с вышивкой по вороту была разорвана, вся в крови и грязи — оставьте его! Они неповинны! Они только солдаты! Это я… не надо их!
Граф Прицци не изменился в лице, но отпустил свою жертву. Крики обреченного стали еще печальнее и сильнее, он пытался бить ногами, но несколько увесистых пинков сломили сопротивление, его снова схватили за руки и потащили по земле, люди молча расступались, пропуская волокущих к огню, никто не помог, не вступился.
Рейн Тинкала в отчаянии вскочил, упал перед графом на колени, сложил руки на груди.
— Пощадите его! Ради Господа нашего Иисуса Христа! — и попытался перекреститься. Но граф Прицци с размаху ударил его сапогом по руке, сбил знамение.
— Простите меня! — уже в отчаянии упал ему в ноги, рыдая граф Тинкала — не надо их!
Граф сделал жест сержанту, тот коротко свистнул. Палачи остановились. До костра оставалось не больше двух десятков метров.
Молчание повисло над полем. Только трещали факелы и огни и горестно стонали, хрипели от боли, шумно втягивали воздух, шипели, раненные люди графа Тинкалы.
— Вы все трусы, бандиты, беспредельщики и мятежники! — грозно объявил им граф Прицци, прохаживаясь перед все еще стоящим на коленях Рейном Тинкалой — ты приехал надругаться, поглумиться над нами, отомстить? За что? За то, что в годы, когда у нас была смута, когда мы лишились нашего светлого, обманом убитого, герцога Конрада, вы собрали все отребье, бездельников и тунеядцев, по нерадению и лени не желающих добывать хлеб свой честным делом, пришли к нам, чтобы посадить сюда вместо наших законных правителей вашего графа-пьяницу Сигфреда? Отомстить за то, что ваш генерал Бард, беглый солдафон из Лансы, как запахло жареными и кончились пропитые, разворованные вами деньги, выделенные вам сэрами Визрой и Эмери, сбежал в самый ответственный момент, бросив вашу армию на произвол судьбы? Отомстить за то, что когда пришли к вам в ответ, вы побросали свое дреколье и попрятались в своих вонючих домишках а, когда спрашивали, ни один из вас в жизни не был под стенами Гирты? Отомстить за своего упертого деда, отказавшегося добровольно сложить оружие и присягнуть сэру Вильмонту, пожелавшего сгореть в башне вместе с сестрой сэра Конрада, светлой леди Хендрикой и всей своей родней, с женщинами и детьми? Отказался выпустить их, подстрелил в спину сэра Гафета, когда тот возвращался после переговоров с ним! Отомстить за то, что тебя и твою дурную родню простили и пощадили, несмотря на то, какой разгром вы учинили на северном берегу Керны? Тебе напомнить, как вы пожгли все деревни на холмах и заливе, сталелитейные цеха и поселки на северном берегу Керны? Напомнить скольких вы лишили крова и скольких убили? Надо было вырезать вас всех под корень, все ваше поганое лживое племя. Но я не сделал этого. Потому что я христианин и светлейшая леди Эрика, просила за вас, мразей и трусов на коленях!
Рейн Тинкала молча слушал, опустив голову, не пытаясь подняться с земли. Граф Прицци остановился перед ним.
— Ты поехал в Мильду, думал, там тебе дадут флот, армию, пулеметы, расщепительное оружие и залповую артиллерию, чтобы вы перестреляли нас тут всех? Не дали? Не вышло? Хотел продаться, но тебя не купили? Мильде вы оказались не нужны? Слишком далеко и никакой стратегической выгоды? Не мытьем, так катаньем, вы приехали петухами свататься, стать королями-конкистадорами-маркизами. Хотите, чтобы вас по-настоящему уважали? Хотите свободы, земли, славы, хотите быть баронами и герцогами? Езжайте на юг, на восток, в долину реки Эсты, к границе Мориксы, в Акору, в Басор. К сэру Алексию, к сэру Берну! Берите свои топоры и копья, завоюйте себе свою землю не на тупых мечах в потешном поединке, отберите ее у язычников, обратите их в христианскую веру. Постройте крепости, удержите их, и будет вам богатство, слава и уважение. Но вы же хотите на диване, с бутылкой, здесь, за чужой счет, малыми силами. Бороды себе отрастили, размалевались как на маскарад, щенки!
Он жирно плюнул на спину покорно склонившему перед ним голову Рейну Тинкале.
— Твой прадед воевал на юге плечом к плечу с сэром Конрадом, его величеством Эммануилом Смелым, сэром Эмери Старшим и сэром Визрой. Сосновая Ветвь Фолькарта развевалась над стенами Басора. А ты и весь твой трусливый сброд, вы все, ничтожества и позор ваших семей и земли! Ты понял это?
И он еще раз тяжелым, хорошо поставленным сержантским ударом, с силой пнул Рейна Тинкалу так, что тот откинулся на землю.
— Тебя спрашивают, ты понял это или нет? — грозно навис над ним, сжал кулаки, граф Прицци.
— Понял… — заслоняясь руками, простонал Рейн Тинкала.
— Твоих людей перевяжут и дадут телегу. Коней вы не получите. Пойдете пешком, и чтобы к темноте вас тут не было.
Граф развернулся и пошел прочь. Рыцари молча, с одобрением и согласием кивали ему, держа руки на эфесах мечей, уважительно расступались перед ним. Вертуре стало страшно. Пальцы его, что по-прежнему сжимали древко копья, похолодели. Все тоже самое, все, в чем обвинил наследника Фолькарта граф Прицци, детектив мог полностью применить и к себе. Ему стало страшно и стыдно от своего легкомысленного поведения, своих необдуманно брошенных слов и всего содеянного за эти недели, что даже осознание того, что он слишком мелкая сошка, чтобы марать об него руки даже простой казнью, нисколько не прибавляла ему успокоения. Граф Прицци, держа на плече свой обнаженный меч, сделал неторопливый круг по поляне и поднялся к трону принцессы Вероники. Молча снял шлем, скорбно, торжественно и грозно одновременно преклонил колено. Герцогиня поднялась со своего кресла, подошла к нему, также, приложив руку к груди, учтиво поклонилась и провозгласила.
— Благодарю вас Август, вы самый верный и добрый мой защитник на этой земле!
— Это мой долг, мое служение — кивнул он в ответ и, выпрямившись, без лишних слов зашагал прочь, все также держа на локте свои шлем и меч. Принцесса окинула взглядом поляну и склон со стрельбищем, собравшихся вокруг в торжественном молчании людей и растущие над обрывом деревья, обернулась к поклонному кресту, осенила себя крестным знамением, зашагала к своему
