— Вези осторожно! — дрожащим от волнения голосом с угрозой предупредил маркиз. Чудовищный конь, снова манерно тряхнул головой, и тяжело грохоча стальными, сделанными специально так, чтобы стучали как можно страшнее и гулче копытами, грозно вышел в коридор конюшни. Повелительно повел головой, бросая страшные пламенные взгляды на тут же отпрянувших от него в стороны, страшно забившихся в стойлах лошадей. Борис Дорс же быстро вернулся в тайник, проверил, не пробита ли голова и не сломала ли у корчащегося на полу, бессмысленно охающего и хрипящего от боли князя шея, выволок его из комнаты, задвинул обратно и запер на ключ дверь.
Вернувшись к коню и вскочив в седло, маркиз с некоторым трудом пересадил все еще бесчувственную от шока принцессу к себе на колени и вцепился в нее как можно более крепко и приказал коню.
— Вези аккуратнее! К воротам Рыцарей!
Скакун снисходительно тряхнул головой и шагнул в темноту. Легко и стремительно, в три крадущихся прыжка, выскочил со двора епископской конюшни на улицу Прицци. Огляделся и, почувствовав волю, как кошка на бегу, припадая на задние лапы, взвиваясь вперед и ввысь на несколько метров, легко перескакивая палисады, что всегда устанавливали на ночь на перекрестках центральных проспектов, помчался через ночные кварталы, оглашая их тяжелым, как удары погребальных колоколов, звоном сбруи и стуком копыт. Миновав несколько улиц по проспекту Рыцарей, неподалеку от почтамта, резко свернул вдоль крепостной стены, что разделяла надвое южную Гирту, поднялся по крутой узкой улочке на скалу, у подножья которой стоял дом, где жил Дюк и, оказавшись на уютной террасе с аркой, парапетом, клумбами, дубом и столом, соскочил с нее, прямо с обрыва, на крышу ближайшего дома, вниз. Борис Дорс едва успел покрепче перехватить принцессу Веронику, как под копытами скакуна с грохотом обрушилась кладка какой-то каменной стены, на которую тот так необычайно ловко, соскочил с крыши и, миновав обвал, снова очутился на мостовой, до жалобных панических стонов напугав своим инфернальным явлением каких-то толпящихся в подворотне, яростно размахивающих ножами и палками спорящих о чем-то людей.
— Стоять! — заревел полицейский сержант на перекрестке, выбегая навстречу всаднику с копьем наперевес. Но как будто полыхнула невидимая и неслышимая молния, на миг все вокруг стало нестерпимо ярким и четким, словно ударили по голове. Как будто рухнули и разъединились пошли вразнос пространство и время. В спину маркиза ударил страшный, колючий и ледяной, едва не выбросивший его из седла порыв и, конь, без всякой инерции метнувшись вперед, за долю миллисекунды преодолев кряду три десятка метров, наддал в упор на полицейского. Сбил его так, что тот, даже не успев изготовить к бою оружие, с жестяным глухим грохотом доспехов отлетел в темноту к какой-то стене. Позади сухо щелкнул курок мушкета, но выстрела не последовало. Вокруг на перекрестке и проспекте замигали фонари. Один за другим они гасли при приближении беглецов. Впереди, через несколько кварталов были ворота Рыцарей и там уже подняли тревогу. Вспыхнул, ослепил до скрипа сжавшего зубы от больно ударившего по глазам электрического света маркиза, прожектор, но конь плавно и стремительно остановился, взвился на дыбы, заржал страшно и дико, больше похоже на шипящий, парализующий душу воспоминанием ночного кошмара и страха темноты, запредельный не то звериный рев, не то человеческий крик. Все фонари на проспекте и редкие окна домов вокруг погасли. Словно ударил новый, разрывающий и страшный, неудержимый порыв ветра, мир вокруг подернулся рябью, контуры домов и стен на какой-то миг потеряли свою резкость. Прожектор с печальным звоном полыхнул короткой голубой вспышкой и потух. Жалобно запел рог, лязгнул затвор автоматического орудия, бессмысленно и бесполезно защелкали ружейные курки, громыхнуло плечо всегда имеющегося наготове на подобный случай арбалета, но стрела не достигла цели, ярком рыжим метеором сгорела в невидимом, прикрывающем коня и всадника барьере.
Но как бы то ни было, через ворота путь был закрыт и конь, сам выбрав маршрут, свернул на улицу ведущую вдоль городской стены и помчался по ней, перескакивая через стоящие рядом с домами ящики и телеги, с такой скоростью и неудержимой прытью, что принцесса Вероника, что уже начала приходить в себя, крепко зажмурилась и в отчаянии вцепилась в окровавленную одежду маркиза, который сам был не жив, ни мертв от страха, как бы при такой скачке удержаться в седле: ведь даже если бы он и мог, он все равно не сумел бы править этим чудовищем на такой скорости, с какой могли потягаться только летящие по ветру высоко в небе хищные птицы. По счастью адский скакун чувствовал мысли маркиза и сам находил дорогу, и даже, перескакивая преграды и огибая углы, держался ровно, как будто следил за тем, чтобы пассажиры остались в седле, не вылетели вон и не разбились о каменную мостовую и стены.
Через миг они были в переулке у пандуса на куртину, пологого и широкого подъема на земляной, укрепленный снаружи кирпичом и гранитными плитами вал, по которому закатывали наверх тяжелые орудия и заносили припасы для защитников стен. Перескочив через шлагбаум, и до ужаса напугав дремлющего в будочке караульного, что резко отшатнулся назад и ударился головой, отчего трофейный шлем-салад, какие носят в Мильде, съехал стражнику на лицо, конь взвился на дыбы и вскочил на кирпичный мерлон. Ударом копыт и своим весом развалил его и, низко припав на лапы, как хищник, ловко приземлившись с пятиметровой высоты, черно-белым вихрем помчался по полю, тому самому, где в дни фестиваля приезжие ставили свои телеги и шатры, а Мариса и капитан Глотте ходили к ним с протоколами и проверками. Мимо прудов, где разводили жирных карпов для богатых жителей города и рядов высаженных вдоль дороги на юг старых разлапистых ив. Позади, на стенах в темноте, трубили рога, загорались огни, но было поздно. Со скоростью ипсомобиля, чудовищный конь маркиза Дорса уносил своего седока и принцессу в непроглядную черно-багровую ночную мглу, в поля и перелески к югу, все дальше и дальше от Гирты.
* * *— Вероника… — сделала жест ладонью в одну, в другую сторону, недоуменно повела головой рыжая Лиза.
— Что с ней? — спросил Фарканто. Все тревожно переглянулись.
— Набат — мрачно констатировала Мариса. Они все еще стояли перед запертыми на ночь воротами поместья владыки Дезмонда. Князь Мунзе, что ушел к конюшням на заднем дворе, так и не вернулся, герцогиня и маркиз бесследно исчезли. Где-то на южной стороне Гирты звонил колокол.
