Саид провел по лицу пятерней, пытаясь собрать себя в кучу. В дверном проеме из темноты коридора появилась голова Каро, и она деловито спросила:
– Что будем делать с петрушкой?
Парни одновременно перевели на нее взоры.
– Сожрем, – ответил Саид.
– Да она уже сдохла давно, – возразила она. – Какой-то дебил, живущий в нашем доме, обсадил ею три кадки на веранде и забил. Теперь у нас там гербарий.
Имя дебила было Леннарт. Он стал выращивать петрушку, чтобы бороться с капитализмом. Но довести борьбу до конца ему не удалось.
«Дай боже тебе хотя бы универ до тридцати окончить», – рассеянно думал Саид, глядя на мигом ощетинившегося соседа.
– У меня просто не было времени! Я сам позабочусь о ней.
– Ей уже ничего не надо. – Каро вошла на кухню, чтобы сполоснуть руки. – Если ты не сделаешь это до вечера, то я ее выкину.
– Между прочим, не твое имущество!
– Ну так забери ее к себе в комнату. В чем проблема?
Каро – санитар леса, просто белка Сэнди из «Спанч Боба» в человеческом обличье. Полна иррациональных импульсов вроде вышвырнуть кресло из гостиной, потому что обивка под тигриную шкуру этически неприемлема. Убежденный веган, голосует всегда за зеленых[7]. Ходит летом без обуви, юбкам предпочитает штаны с множеством карманов. Включенная, идеологически прокачанная и экологически чистая.
«Господи, как же они меня достали…» – пронеслось в голове Саида.
Он уже мог написать иронический сборник рассказов под названием «Я и мои соседи. На грани разумного». И каждый рассказ начинался бы с очередной вылетевшей из их дома вещи.
На самом деле их было не трое, а четверо. Еще с ними жил Марко, но он просил его так не называть. Ему нравилось имя Марго, и недавно он начал гормональную терапию по смене пола. Интроверт и обувной фетишист, любил носить на вечеринки туфли на неимоверных каблуках. Его ориентация в этом доме никого не колыхала, но не в слегка провинциальном Тюбингене, где он работал барменом в кафе. Поэтому, чтобы его не оболгали другие, он говорил случайным гостям, что садо-мазо-туфельки с заклепками в прихожей принадлежат Каро, которая, кстати, ходила почти всегда босиком…
Каро изучала политическую конфликтологию, а Леннарт – японистику. Марко (Марго) ничего не изучал, но и со своим мнением не лез. Иногда казалось, что из них четверых здравым умом обладает только Саид, учившийся на программиста, но его никто никогда не слушал.
– Я выставляю твои кадки, Леннарт.
– Каро, а Каро! Ты вообще знакома с такими словами, как «частная жизнь», «личное имущество», «приватная сфера», в конце концов? Почему ты постоянно выносишь наш дом по частям наружу?!
– Частное имущество? Чувак, ты против капитализма!
– Но это не значит, что у меня нет своих вещей! Уму непостижимо! Ну что ты молчишь, Саид? Скажи что-нибудь…
Ему хотелось крикнуть, что они живут в дурдоме, но вместо ответа он только еще глубже вжался в диван.
– Кто-нибудь из вас уже займется домом или нет?! – рявкнула им обоим Каро и вылетела из кухни.
* * *Саид Хальфави легко писал в голове портреты других людей, как это было с Леннартом, Каро и Марго. Но о себе, как все стеснительные люди, не умел и не любил рассказывать.
Во-первых, он не немец. Как и все дети разноцветных мигрантов, Саид обитал в этой стране за скобками. Типичное дитя гетто, родом из Нойкёльна в Берлине, где высокий уровень преступности, низкая стоимость аренды, антисоциальные граффити на стенах и в каждой подворотне банда. В большинстве домов по-немецки говорит только домоправитель. Разбавляют арабо-турецкий колорит района бомжующие художники да нищие студенты. Это не то, что видят в туристических буклетах. Это злачная, «донерная» Германия, которая прячется за кулисами. Вот из этой Германии он и был родом.
Его родители прибыли сюда на волне трудовой миграции из Сирии и выбили себе грязным трудом место в этой стране. Сначала мыли полы, потом продавали овощи, а теперь у них свой маленький магазин. Но для большинства мигранты и их дети – паразиты «Харца IV»[8], «черные», религиозные фанатики и террористы. Спасибо, что хоть репутацию наркоторговцев и сутенеров у арабов здесь отбили турки.
«Ты можешь поступить в один из самых элитных университетов, жить по законам и дружить с каждой падлой на районе, но своим никогда не будешь!» – сказал ему Махфут в качестве братского напутствия, когда Саид поступил в Университет Тюбингена.
«А кто – свои? И кто – чужие?» – огрызался Саид.
Махфут хмыкнул и бросил ему напоследок:
«Научись уже отличать собак от волков».
Он, видать, это умел. Поэтому из принципа не получил нормального образования, перебиваясь на разовых заработках, а по вечерам торчал со своей бандой в импровизированной звукозаписывающей студии, где читал рэп. Пару раз попадался за хулиганство, и его путь всегда был для Саида плетью, гнавшей прочь от дома.
«Что бы ни встало на твоем пути, не пересекай черту закона», – твердил он самому себе, потому что боялся, что скатится. Примеров в Нойкёльне хватало. Почти все, с кем он учился, в итоге сели за решетку или огребли общественных работ.
Пришлось зарубить себе на носу: хочешь быть принятым, не нарушай правил, живи по ним, даже если писал их не ты.
Он примерно отучился в школе и переехал в этот город пряничных домиков и элитного высшего образования. «В люди выбиться решил!» – снова припечатал его голос старшего брата, и Саид невольно сжимал кулаки. Невежество как форма гордости – это комплекс Махфута, не его.
«Я буду другим, – решил Саид. – Мама с папой заслужили лучшего. И я последний, на кого они рассчитывают. Махфут в силу тупости не понимает, чего им стоило выучить язык, вжиться, наступить на горло себе и своей культуре. Для немцев мы все – донерщики. Вот я и докажу, что не хуже тех, кто пишет правила для нас…»
Из пестрого Берлина он попал в реальность симметричных лужаек и швабской предвзятости и хапнул южнонемецкого «гостеприимства». Поступил в элитный университет? Молодец, тогда с тебя спрос вдвое больше, чем с немецких студентов! Хочешь, чтобы тебя обслуживали лучше, не смотрели как на говно, обращались как с человеком? Улыбайся, пока рожа не треснет, и дай понять, что у тебя высоколобые интересы и мусор сортировать умеешь.
А в Берлине ни перед кем стелиться не надо было, это свободный город…
«Вот ты какая, жизнь за пределами», – мрачно думал Саид, когда то и дело ловил на себе косые взгляды.
Иногда слова брата всплывали в голове, но у него хватало мозгов, чтобы не делить людей на волков и собак и пытаться дружить со всеми…
* * *Телефон в кармане завибрировал. Он глянул на дисплей.
«Quand le bateau coule, les rats
