На небе, подобно глазам гиганта, светились Близнецы, обрамленные мириадами звезд, столь ярких, что дорога передо мной виднелась на несколько миль вперед. Конь подо мной остановился и напряженно прядал ушами, в то время как товарищ его всхрапывал и потихоньку пытался вырваться с привязи. Я оказался почти что в чистом поле и, насколько хватало взгляда, вокруг не было ни души. Неподалёку тихо покачивалась в такт дуновениям ночного ветра небольшая роща, единственное возможное укрытие, но животные смотрели совершенно в другую сторону, туда, где глаза мои не видели ничего, кроме дорожки ночного света, проложенной прямо вдоль мощёной дороги, уходящей далеко на юг. Но вот запах… запах просто выворачивал наизнанку. Я прополоскал рот водой и сплюнул, но во рту по прежнему оставался мерзкий привкус, не поддающийся описанию.
— Где же ты, мой ангел, когда ты так нужен, — пробормотал я себе под нос, будто надеясь на чудо.
Но вместо этого на дороге появился темный силуэт человека, будто бы уставшего ждать моего приближения и раздраженного моей нерешительностью. Конь подо мной испуганно заржал и взвился на дыбы, едва меня не сбросив, мне лишь чудом удалось удержать его в узде. Удержать второго уже не удалось, и всё что мне оставалось — слушать стук подкованных копыт по камням тракта. Тень, замершая на краю дороги, всё еще не двигалась, будто ждала чего-то или же просто пыталась напугать одним своим видом. У неё это, впрочем, неплохо получалось. Рука моя до боли впилась в рукоять меча, и, если бы не близость родового оружия, я бы не раздумывая помчался прочь вслед за обезумевшим от страха мерином.
— Что тебе нужно? — как можно более уверенным голосом спросил я того, кто так напугал лошадей.
Вышло не очень уверенно и не так чтобы громко. Голос мой, казалось, был проглочен окружившей меня темнотой. Никто мне не ответил, и я сделал то единственное, что посчитал верным: бросил коня в галоп, прочь отсюда. Впереди, всего в нескольких часах езды меня ждала постель и горячая еда, а теперь уже позади — пугающая тьма. Впереди лежал Кентир, а позади ожидала своего часа сама смерть.
***
Со временем я стал замечать, что тень, преследующая меня, не одна. Я предполагал, что их будет ровно десять, столько, сколько сгорело заживо на вершине цитадели той ночью. Десять висельников и каторжников, которых привел с собой Цимбал, сейчас шли за мной, медленно, но верно обретая плоть, ведомые чьей-то злой волей. Если раньше лишь я один чувствовал запах их обугленных тел, то со временем его стали замечать и другие. От меня шарахались как от прокаженного, когда я проходил мимо. Меня, пусть пока и вежливо, но просили пересесть в самый дальний угол в придорожных тавернах и трактирах. Меня даже не пустили в стабулу в небольшом городке на реке Маранджа, через паромную переправу которого лежал мой путь. Все вокруг будто чувствовали на мне потустороннюю метку. Еда в моих руках и вода — всё имело запах обугленной и гниющей плоти, и потому один их вид выворачивал меня наизнанку. Я не мог нормально спать, потому как, стоило мне смежить веки, как я начинал чувствовать рядом с собой чье-то присутствие. Я боялся остаться в одиночестве, боялся останавливаться в чистом поле, боялся тени одиноких рощ и перелесков, оврагов, канав и карстовых провалов. Спустя какое-то время, стоило наступить сумеркам, тени проступали везде, куда ни падал мой взгляд. Впрочем, это уже можно было связать со стойкой бессонницей, преследовавшей меня так же как и призраки сгоревших людей. Чем дольше я не спал, тем большую силу обретали они, и тем отчётливее чувствовалось их присутствие. Я всё время взывал к тому, кто назвался моим ангелом-хранителем, но призывы мои оставались без внимания. На шестой день без сна, совершив последний свой дневной переход и загнав обоих коней, я оказался всего в паре миль от капитула Альбайед.
Когда так долго не спишь, страх притупляется, ослабляются чувства и весь мир превращается в некое подобие мира реального, его тень. Ты будто бы остаешься в полном одиночестве, в то время как другие люди существуют где-то отдельно от тебя. Любое мышечное напряжение отзывается таким сердцебиением, что можно оглохнуть от ритма пульсации собственных вен. Во рту металлический привкус, и солнце нещадно изжаривает тебя до хрустящей корочки. Но отчего-то ясность сознания не покидает меня, как прежде. Я отчётливо понимаю, что происходит, и что мне нужно сделать, чтобы спастись. Но я будто заперт внутри самого себя и наблюдаю за происходящим через мутное стекло, управляя собственными руками и ногами как какими-то чужеродными механизмами, отказывающимися подчиняться. Реальность это или фантазии больного разума? Раньше я бы без раздумий назвал это игрой воображения или болезнью души, но теперь осознаю: всё происходящее со мной происходит в действительности.
Впереди, насколько хватало взгляда, простиралась каменистая пустошь, поросшая редкими кустами и заваленная камнями различных форм и размеров. Крутые холмы сменялись обширными низинами, но, как бы глубоко ты ни спустился, отовсюду можно было видеть величественные пики гор, покрытые белыми шапками снега. Почти невозможно было сказать, как далеко находятся эти горы, потому как, только зная истинный размер их, можно было утверждать, что до подножий еще долгие-долгие дни пути, а вовсе не пара дневных переходов, как могло показаться сначала. Можно идти весь день, всю ночь и снова весь день, но горы вдалеке будто бы не становятся ближе ни на шаг. Вид их одновременно завораживает и пугает, стоит только представить себя возле одного из морозных пиков, поднимающихся на невообразимую высоту. Только с их помощью мне удавалось все эти дни идти вперед, забыв о еде и отдыхе. Организм мой, смирившийся с таким положением дел, будто бы и перестал требовать пищу, чего не скажешь о несчастных лошадях, также обреченных мною на страшную смерть.
Я шел по пустынному тракту, превратившемуся в узкую каменную полоску, на которой две телеги уже не смогли бы разъехаться, до тех пор, пока силы окончательно не покинули меня. Казалось, за спиной у меня не маленькая походная сумка, а целая глыба, пригибающая меня к земле своей тяжестью. Было жарко, но вокруг, насколько хватало взгляда, не виднелось ни деревца, ни камня, в тени которого можно укрыться от полуденного зноя. Но в то же время не было и призраков, меня преследующих: палящее солнце этих земель не давало им ни единого шанса. Едва ли я когда-нибудь мог себе представить, каково это, идти вперед на пределе своих сил, но в тот день мне довелось
