Марушка бежала, не разбирая пути — благо, разбирать казалось особенно и нечего: тракт не змеился, а тянулся на многие версты прямо. На перепутье трех дорог Марушка остановилась: в горле пересохло, а вместо дыхания из груди вырывались протяжные хрипы. Она застыла, оглядываясь по сторонам, ступала на каждое ответвление тракта не по одному разу, но возвращалась обратно, закусывая до боли губу.
Бережанские поля растянулись на север по течению реки. А как по темени искать реку, если не слышно ни шума набегающих на берег волн, ни бурлящего течения, несущего за собой пену и водоросли, только скрип сверчков, усилившийся за стенами города во сто крат да уханье совы? Марушка зажмурилась: «Если я пойму, где поднимается солнце, то найду, куда мне идти. Но если Радмила с Роландом прознают, что я сбежала, если за мной погоня, то останавливаться никак нельзя».
Она дернулась, осмотрелась по сторонам, вздохнула и ступила на дорогу, которая вела прямо.
* * *
Роланд сгребал в котомку всё, что пригодится в путешествии. Ткань трещала под напором груды важных вещей, сваленных впопыхах как-попало, только выглядывала и укоризненным взглядом буровила воина провалом глаза высохшая рыбина. Роланд крепко зашнуровал котомку и, погасив лучину, вышел из комнаты.
Пока он планировал побег, совершенно забыл о том, что девчонка уже несколько дней не ела. В кухне очаг не горел, а из снеди на столе сиротливо лежала оставленная кухарем черствая корка хлеба. Стараясь не грохотать крышками сундуков, Роланд обыскал все, но ни крупы, ни овощи варить времени не было, а всю готовую еду еще с вечера снесли в погреба. Хлебная корка, истекающая соком груша, потемневшая и треснутая на боку — ужин, который ему удалось собрать для Марушки.
Связка ключей, подброшенная перед самой дверью белой башни, на мгновение утонула в тумане и, звякнув, опустилась на ладонь. Роланд заметил с удивлением, что мраморные ступени оказались мокрыми и скользкими, будто клубившийся в саду туман проскользнул сквозь замочную щелку и растекся по лестнице.
Придерживаясь рукой за стену и неспешно поднимаясь, он размышлял, как объяснит девчонке произошедшее, согласится ли она пойти за ним и не ждет ли его за дверью высохший труп. И если первые два вопроса вызывали легкую тревогу, то третий неожиданно успокаивал, и Роланд решил — это совершенно не потому, что он желал узнице плохого, но смерть от голода только подтвердила бы, что Марь человек, а не сотканная из чар оболочка для плененной Федорой стихии.
Замок на второй двери Роланда озадачил, но он подобрал ключ, а затем толкнул дверь и встретился с тишиной.
— Эй, — он шагнул вперед.
Девчонка не отзывалась. Роланд пожалел, что не принес лучины, понадеявшись на память, и даже посмотрел под ноги в поисках остывшего на пороге тела.
Простыня комком валялась на постели. Внутри нее оказались заботливо укутанные от сырости травники. Роланд машинально выудил их и вернул на полки к остальным книгам, осматриваясь — всё здесь осталось точно таким же, только припорошенным пылью, как в день, когда Федора заходила в белую башню в последний раз. Даже щербатая кружка — он точно помнил, как запустил нею в стену, когда Федора, сорвав жертву, пыталась влить в него отвар для исцеления ран. Только пятна крови на серой простыне окончательно выцвели и стерлись.
Роланд заглянул под кровать, открыл трухлявый сундук и озадаченно повернулся. Серое пятно привлекло его внимание — в изголовье кровати лежал мешок, где покоился резной ключ — девочка оставила то, что считала ценным.
Туман стоял за окном стеной. Оборванные усики плюща тянулись в комнату, а две темные полосы уходили резко вниз по белому мрамору.
Роланд вышел стремительно, хлопнув дверью. Спускаясь, поскользнулся на нижней ступени, выругался, но шага не замедлил. Конь ждал его за воротами Самбора, а потому до дома Тихомира пришлось добираться пешком. Заспанная женщина, открывшая воину двери, поскрипела недовольно, но все же, шаркая и бурча, отправилась будить воеводу.
Роланд откашлялся и успел с неудовольствием заметить, что давно не участвовал в таких забегах, и самому ему не помешало бы потренироваться с желторотиками, которых сегодня с самого рассвета и до поздней ночи муштровал его наставник.
Тихомир не заставил себя ждать. Приглаживая бороду, во всеоружии — будто и спал, одежки не снимая, он вышел на порог и увлек Роланда в темноту улиц.
— Что стряслось?
— Беда, Тихомир. Буди юнцов, — попросил Роланд, — скажи, что учения. Пусть прочесывают город, ищут девку, — и, столкнувшись с тяжелым взглядом, добавил: — пообещай им выходной. Тому, кто найдет беглянку.
— Гиблое это дело, — цокнул языком Тихомир. — Да ее ж и не видал никто, кого они искать-то будут?
— Сапоги, — задумался Роланд, — червленые с серебряной нитью сапоги. А так, неприметная оборванка. Волосы мышиные, глаза как болотная жижа цветом. Будет шататься по городу, возле харчевен, про рыжего вора расспрашивать. Достаточно?
Тихомир кивнул и, уходя, неодобрительно цокнул:
— С голодухи сбежала — зуб даю, — бросил он, прежде чем скрыться в темени переулка.
* * *
Поиски длились достаточно долго, чтобы перевернуть вверх дном весь город, а никаких утешительных вестей не было. Мальчишки, гордившиеся, что попали в патрули и княжескую армию, теперь рвали волосы на голове — учения, устроенные старым воеводой, гонявшим их до седьмого пота, изматывали. Еще и теперь, вместо обещанного короткого сна, всех сорвали с мест, только они успели приклонить головы, и отправили искать иголку в стоге сена — девчонку-нищенку в щегольских сапогах.
— У самой княгини она их сперла, раз такой шум? — вопрошал недовольно один из юношей, потирая заспанные глаза.
Под описание подходила каждая третья попрошайка, и впору было выстраивать их в ряд перед Роландом, на выбор.
— Это, значит, нам задание на внимательность, — поддерживал друзей Волот, отчаянно сдерживая зевоту, — и выносливость… Надо хоть сквозь землю провалиться, но выполнить.
— Вот ты и проваливайся, — сплюнул на замлю один из его соратников, когда Роланд в очередной раз отослал того обратно с выуженной из трущоб молодой нищенкой. — И что, что без сапог была? Так-то под описание подходит. А обувку, может, сбыла уже.
Тихомир покачивал головой, каждый раз, когда Роланд, сдерживая злость, отправлял молодых воинов вести задержанных девиц восвояси. Точку надеждам Роланда на счастливый исход положили сапоги, найденными Волотом припрятанными в зарослях у дворцовых стен.
— А ты-то там чего забыл, в кустах? — нахмурился Тихомир, разглядывая понуро свисающие голенища чебот, перекинутые через локоть подопечного.
— Так я… это…
— В нужник идти надо, а не в стенах дворцовых гадить, паразит! — взревел Тихомир, краем глаза наблюдая, как Роланд развернулся и быстрым шагом покинул площадь. — Давай, Волот, ищи, — тихо добавил он, — и мальцам передавай — это задание
