– И последняя, но не менее интересная пара. Я подумал, что у сестры Клары и леди Анджелы получится отличный и динамичный дуэт, – говорит мистер Эриксон. – А теперь я дам вам несколько минут на общение в парах, чтобы вы могли определить удобное время для работы над проектом.
Я пытаюсь выдавить улыбку, чтобы скрыть свое разочарование.
Анджела, как и всегда, сидит в первом ряду. Я пододвигаю соседнюю парту поближе и усаживаюсь рядом.
– Элвис, – посмотрев на мою футболку, говорит она. – Мило.
– О. Спасибо. Мне твоя тоже нравится.
На ее рубашке напечатана знаменитая картина французского художника Вильяма Бугро с двумя голыми ангелочками. Мальчик повернулся к девочке и целует ее в щеку.
– Это же «Il Primo Bacio»? «Первый поцелуй»?
– Да. Мама каждое лето тащит меня в Италию к своей родне. Я купила эту футболку там за два евро.
– Круто.
Я не знаю, что еще сказать. И вместо этого принимаюсь рассматривать ее футболку. На картине у мальчика-ангела крошечные белые крылья. Вряд ли бы они смогли оторвать его пухлое тело от земли. Девочка смотрит вниз, словно думает о чем-то другом, а не о поцелуе. Она выше мальчика, стройнее и выглядит более взрослой. И у нее крылья темно-серые.
– Я подумала, что мы могли бы встретиться в понедельник в мамином театре-ресторане «Розовая подвязка». Сейчас нет репетиций, поэтому он будет полностью в нашем распоряжении, – говорит Анджела.
– Звучит потрясающе, – с энтузиазмом отвечаю я. – Значит, в понедельник после уроков?
– У меня репетиции в оркестре. Мы заканчиваем примерно в семь. Может, встретимся у «Подвязки» в полвосьмого?
– Отлично, – соглашаюсь я. – Буду ждать тебя там.
Она молча смотрит на меня. Интересно, она с друзьями, кем бы они ни были, тоже называют меня Клоунессой?
– Ты в порядке? – спрашивает она.
– Да, извини.
Мое лицо так раскраснелось и напряглось, словно кожа сгорела на солнце. Я с трудом выдавливаю скупую улыбку.
– Просто не самый удачный день.
Ночью мне снова снится пожар. Все, как и всегда: сосны и осины, жар, приближающееся пламя, Кристиан, стоящий спиной ко мне и смотрящий на него. Воздух наполнен дымом. Я подхожу к нему.
– Кристиан, – зову я.
Он поворачивается ко мне и встречается со мной взглядом. А затем открывает рот, чтобы что-то сказать, и я понимаю, что это станет еще одной подсказкой, чем-то, что поможет понять смысл моего предназначения.
– Мы знакомы? – спрашивает он.
– Мы учимся в одной школе, – напоминаю я.
Никакой реакции.
– Мы вместе ходим на историю Британии.
По-прежнему ничего.
– Ты отнес меня в медкабинет в мой первый день в школе. Я потеряла сознание в коридоре, помнишь?
– Ах да, вспомнил, – говорит он. – Как тебя зовут?
– Клара.
Сейчас не время напоминать ему о собственном существовании. Огонь все ближе.
– Я должна вытащить тебя отсюда, – говорю я и хватаю его за руку.
Я не знаю, что мне делать. Но понимаю, что мы должны убраться отсюда.
– Что?
– Я здесь, чтобы спасти тебя.
– Спасти меня? – недоверчиво говорит он.
– Да.
Он улыбается, а затем подносит кулак ко рту, пытаясь сдержать смех.
– Прости, – выдавливает он. – Но как ты можешь спасти меня?
– Это был просто сон, – говорит мама.
Она наливает мне чашку малинового чая и садится за кухонный стол. У нее, как и всегда, невозмутимый вид, но сейчас она выглядит слегка усталой и помятой, что неудивительно, ведь на часах четыре утра, а я настолько разнервничалась, что подняла ее с кровати.
– Сахара? – предлагает она.
Я качаю головой.
– С чего ты решила, что это просто сон? – спрашиваю я.
– Потому что твои видения появляются, пока ты бодрствуешь. Некоторым из таких, как мы, снятся вещие сны, но не тебе. К тому же мне почему-то с трудом верится, что Кристиан не помнит твоего имени.
Я пожимаю плечами. А потом, как и всегда, рассказываю ей все. О том, как меня тянет к Кристиану, о тех редких разговорах перед уроком, о том, что в такие моменты все мысли и слова вылетают у меня из головы. Я рассказываю ей о Кей, о том, как решила напроситься на ланч с Кристианом, а все обернулось против меня. И конечно же, рассказываю про Клоунессу.
– Клоунесса? – говорит она со спокойной улыбкой, когда я наконец заканчиваю свой рассказ.
– Да. Хотя один из парней назвал меня Сексуальной Клоунессой. – Я вздыхаю и делаю глоток чая, который тут же обжигает мне язык. – Меня считают какой-то чудачкой.
Мама слегка пихает меня в бок.
– Клара! Они назвали тебя сексуальной.
– Но совсем не в том смысле, – возражаю я.
– Хватит жалеть себя. Лучше подумай, как они еще могли тебя назвать.
– Еще?
– Они могут придумать тебе другие прозвища. И если ты когда-нибудь услышишь их, то воспримешь совершенно по-другому.
– Это какие?
– Тыквоголовая.
– Тыквоголовая, – медленно повторяю я.
– В моем детстве это считалось ужасным оскорблением.
– Это когда? В начале прошлого века?
Она наливает себе еще чаю.
– Меня часто называли Тыквоголовой. А еще Маленькой сироткой Энни[19]. И даже Слизняком. Это прозвище я ненавидела больше всего.
Мне трудно представить ее ребенком, а еще труднее, что ее дразнили другие дети. И я чувствую себя немного (самую капельку) лучше оттого, что меня зовут всего лишь Клоунессой.
– Хорошо, что еще можно придумать?
– Ну, например, Морковка. Это очень распространенный вариант.
– Кое-кто уже называл меня так, – признаюсь я.
– Ох… Ну тогда Пеппи Длинный Чулок.
– О боже, – смеюсь я. – Давай еще. Спичка!
И мы продолжаем обмениваться прозвищами, пока не начинаем истерически хохотать, а в дверях кухни не появляется недовольный Джеффри.
– Прости, – продолжая хихикать, говорит мама. – Мы тебя разбудили?
– Нет. У меня тренировка.
Он проходит мимо нас к холодильнику и достает коробку апельсинового сока. Налив полный стакан, Джеффри осушает его в три глотка и ставит на стойку, пока мы пытаемся успокоиться.
Но как же сложно остановиться. Я поворачиваюсь к маме.
– Вы, случайно, не родственник Уизли?[20] – спрашиваю я.
– Неплохо придумано, Имбирная печенька.
– Да кто так говорит? Может, у тебя рыжанка?
И мы снова заливаемся хохотом, как пара гиен.
– Вам двоим нужно поменьше пить кофеина. Клара, ты помнишь, что через двадцать минут тебе нужно отвезти меня на тренировку? – спрашивает Джеффри.
– Будет сделано, братишка.
Он поднимается наверх, а мы наконец успокаиваемся. Мы смеялись так, что у меня разболелись бока и выступили слезы.
– Мама, ты просто супер, – говорю я.
– Хорошо повеселились, – отвечает она. – Я давно так не смеялась.
Мы на мгновение замолкаем.
– А Кристиан какой? – спрашивает она так небрежно, словно мы просто болтаем. – Я уже поняла, что он великолепен и явно стремится погеройствовать, но какой он? Ты никогда этого не говорила.
Я краснею.
– Не знаю. – Я неуверенно пожимаю плечами. – Он для меня большая тайна, и, похоже, мне предстоит раскрыть ее. Кажется, даже в рисунке на его футболке крылась какая-то загадка. Там была надпись «Какой у тебя знак?», а ниже черный ромб, синий квадрат и зеленый круг. Понятия не имею, что это значит.
– Хм. Действительно очень загадочно, – говорит мама.
Она встает и уходит в свой кабинет на несколько минут, а затем появляется оттуда
