Вот теперь я попала, сильно, по самое не хочу. Уж кому-кому, а ее вездесущему брату было доподлинно известно, что Тейка своей вины не признает никогда, если только не хочет защитить кое-кого другого, меня, то бишь.
— В мой кабинет, живо. Все зачинщики этого безобразия, — гаркнул ректор Эфер, да так, что все подскочили, чуть ли не на полметра. А у некоторых вообще, кажется, подростковый инфаркт случился. Другие, особо впечатлительные, банально свалились в обморок. И не только девочки. Да- да. В нашу Академию каких только дохляков не набирают, если у них есть мохнатые лапы и толстые связи. Эх, вот бы и мне также свалиться, жаль, не прокатит.
* * *
Тея шла на заклание впереди всех гордо и с улыбкой… почти. Уж я то знаю, что если сжимает руки в кулаки, значит — попала, не лучше, чем я. Эта привычка у них с братом семейная.
Мы с Альтом, Сирель, ее смотрящей с «убитым» лицом, Али и почему-то Тарой, угрюмо тащились позади.
— А ты чего с нами? — тихо спросила я у подруги-дэйвы.
— Я старше, я за нее отвечаю, — обреченно вздохнула она.
Да уж. Повезло, как утопленнику. Причем, нам всем, а мне так особенно. Мало мне будет от ректора получить, так еще Хорст и дед, но главное ОН. Я просто не вынесу его осуждающего взгляда.
Когда мы подходили, лично меня начало серьезно потряхивать, и судя по дрожащим пальцам Альта, не меня одну. И ладно ректор, он же отец, очень любящий отец, но вот Хорст вгонит в тоску кого угодно, не говоря уже о повелителе. Но к нашему удивлению, его и деда в кабинете ректора не оказалось. Я незаметно выдохнула. Одной проблемой меньше, а вот Тея, наоборот, напряглась.
— Итак, мои дорогие, что мы имеем? — прогрохотал ректор. — Нарушение более дюжины правил Академии, использование запрещенной магии, азартные игры, подстрекательство, мне продолжать?
Мы все молчали, понуро опустив головы.
— Это неслыханно. Уж от кого от кого, но от вас — эриса де Лиар, и от вас — эриса Парс, я подобного не ожидал.
Мы с Тарой совсем побелели. Я, так готова была провалиться сквозь землю. Из-за своей глупости всех подвела. Ну, не дура?
— Думаю, студенты достаточно впечатлены силой нашего негодования, — вмешался мастер Хорст, и мы все с благодарностью на него посмотрели. Кажется, из всех, он единственный был, если не на нашей стороне, то хотя бы не отказывал в понимании.
— Эрисы де Лиар, ваш проступок будет занесен в личное дело с уведомлением вашего Дома, эрис Монеро, эриса Дерр, вас это также касается. Вы свободны. Эриса Парс, вас ждут в кабинете мастера Хорста, принцесса — вас просили подождать здесь, ну а вы, молодой человек… — обратив свой взор на Альта, ректор сурово сдвинул свои кустистые седые брови и объявил: — Можете больше не мечтать о практике в пустыне.
— Что? — вскинулся Альт. — Нет!
— Да, эрис Эфер, да. Границы и только границы до скончания века.
После этого ректор отвернулся и жестом указал нам всем на дверь.
Когда мы выпали в коридор, у меня не было слов, никаких. Хотелось умереть, вот реально хотелось. Из-за того, что все это я, из-за меня. Я всех так глупо подставила.
— Кончай страдать, — убито сказал Альт, когда я бросилась к нему с извинениями. — Мы все не очень-то сопротивлялись. И не ты одна тут виновница.
Он кивнул на удаляющиеся фигуры Сирель и ее плачущей подруги, и мне на микросекунду стало их жаль, ровно до того момента, как я вспомнила, с чего все это началось. И мне полегчало. Ненадолго, тоже на микросекунду, пока не увидела, как Тара бежит за сестрой, пытаясь объясниться. А та крикнула что-то злое ей в лицо и ускорила шаг. Вот теперь мне стало по-настоящему паршиво. А еще встреча с дедом в кабинете Хорста. От этой бури я так легко не отделаюсь.
— Ладно, ребят, мне направо.
— Удачи, — сочувственно сказал Али. Мне ничего не оставалось, как обреченно улыбнуться, махнуть рукой и направиться в противоположную сторону.
ГЛАВА 5 Последствия
Когда я постучала в дверь кабинета куратора, признаюсь, трусила. И сильно. Дед у меня не просто суровый, он жестокий. И я не преувеличиваю, когда так говорю.
Я жила с ним с восьми лет, с того черного дня, когда вся Иллария изменилась. Не скажу, что в худшую сторону для полукровок, но для меня это был самый страшный, самый черный день. Тогда я лишилась родителей и оказалась в доме деда.
Первое, что мне пришлось усвоить, что никто в его Доме меня не любит и более того, там я — пария, чудище лесное, воплощение позора рода. Я сама — позор. Второе, мне запретили не только спрашивать или говорить, но даже думать о родителях. Все, что не погибло в Кровавых песках, было уничтожено. И я ненавижу его за это. Дед «стер» мои воспоминания о них, заставил запрятать так глубоко, что иногда я и сама не могла их найти. Я больше не помнила их лиц, не слышала голосов, смеха мамы, теплых рук папы. Это не было забыто, но… мне запретили плакать о них.
Дед начал меня обучать. Тот год, что я прожила с ним, стал для меня персональным адом, после которого проткни меня каленым железом, я почти не почувствую. До сих пор не знаю, почему он позволил мне учиться с Теей. Точнее я догадываюсь, но очень боюсь знать наверняка. Потому что это тоже больно.
Дедовы обучения походили на издевательства. Меня не били, нет, но заставляли часами стоять на тонкой жердочке, запирали в темном подвале с крысами, я не умела плавать — дед скинул меня в озеро и уплыл. А я очень хотела выжить, наверное. В меня бросались магией, а когда поняли, что к ней я невосприимчива, причем совсем, в любых количествах, любых разрядах, дед все прекратил, успокоился даже немного. А потом увез в горы, и я лазила по ним до потери пульса, пока чуть не издохла там, в горах.
Я ходила на кагуара с маленьким ножичком, спала одна в лесу без спичек и воды. Я замерзала в снегах и умирала от жажды в пустыне. Конечно, дед всегда был рядом, поблизости, чтобы я не издохла все-таки, но мне было восемь лет, я была ребенком, очень избалованным, очень любимым всеми
